только на небольших собраниях, состоявших преимущественно из любителей[83]. Редкие композиторы могли рассчитывать на поддержку богатых патронов или же на крупные заказы – единственный в то время источник дохода помимо продажи нот, – и поэтому многие из них с большим тщанием отделывали свои опусы так, чтобы они были по силам музыкантам-любителям. Напоминанием об этом служат все пьесы «для фортепиано в четыре руки». На концертах фортепианные дуэты исполнялись на двух инструментах, но в редких домах стояло более одного рояля, поэтому композиторы сочиняли дуэты таким образом, чтобы их можно было играть на одной клавиатуре. Пьеса, которую способен исполнить только концертирующий артист, могла принести славу, но если ты написал опус, который люди захотели играть дома, то мог быть уверен, что каждый из них пойдет и купит ноты.
Большинство известных композиторов и виртуозов-исполнителей были мужчинами, однако стоит отметить, что в домах среднего и высшего класса в XIX столетии музицировали преимущественно женщины. Мальчикам иногда удавалось избежать пытки музыкальными уроками и заниматься вместо них спортом или же спрягать латинские глаголы, но от любой хорошо воспитанной барышни ожидалось умение играть на фортепиано, гитаре, скрипке или еще каком-либо салонном инструменте. Девушка тех лет знала все последние новинки, как серьезные, так и легкие, так что репертуар типичного музыкального вечера мог варьировать в диапазоне от Бетховена до Old Folks at Home.
Я постоянно возвращаюсь к теме пересечения высоких и легких жанров оттого, что в силу этого была создана основа такого явления, как популярная музыка, и такое положение дел еще долго было справедливо и для XX века. Рэгтайм и джаз существовали благодаря поколениям исполнителей и слушателей, чей музыкальный кругозор включал в себя как новейшие популярные песни, так и возвышенный репертуар самых знаменитых концертных залов. Само собой, во многом люди полагали какие-то опусы «возвышенными» лишь оттого, что те ассоциировались с небольшой прослойкой образованной аудитории, однако это делало подобные пьесы еще более притягательными, особенно если они подавались вперемежку с легко усвояемым материалом. В наше время оркестры, имеющие намерение «образовывать» аудиторию, чаще всего играют какую-нибудь «трудную» пьесу композиторов типа Лютославского[84], поместив ее между более доступными работами Бетховена или Шуберта. В XIX веке «высокое» и «низкое» еще не были четко разграничены, так что исполнители могли «подсластить… непомерную пилюлю Бетховена неотразимыми польками и Блистательнейшим Национальным Парадом вальсов, мазурок и редов[85]». Данная цитата взята из журнальной рецензии 1853 г. на концерт скрипача Поля Жюльена, написанной в преддверии его американского тура, в котором тот обещал сыграть музыку «Бетховена, Гайдна и Моцарта, исполняемую колоссальным оркестром, надлежащим образом, а не ради аплодисментов. Он поместит в программу более легкую музыку так искусно, что наши
Rosen,
Витольд Лютославский (Witold Lutosławski, 1913–1994) – один из самых влиятельных композиторов XX века, работавший во многих случаях в серийной технике. –
Редова (
