танго так же хорошо, как это делал оркестр в Буэнос-Айресе, или рэгтайм – так же замечательно, как группа из Сент-Луиса, – ему просто нужно было играть то и другое лучше, чем все остальные оркестры Кларксдейла или Монпелье, которые можно было нанять за сходную цену. В более отдаленных сельских регионах обычным делом были группы, состоящие из местных жителей, умеющих немного пиликать на скрипке и бренчать на гитаре и способных играть одну-две песни всю ночь. По воспоминаниям вирджинского гитариста и исполнителя на банджо Джона Джексона, «ты начинал играть одну вещь, и если она не подходила для танцев, ты бросал ее и начинал другую. Если она подходила, то это было все, что людям нужно. Ты сидел и играл одну песню всю ночь напролет, и если ты уставал, то в твой угол приходила еще пара человек и продолжала это дело»[107]. Я однажды был на деревенских танцах в Лакандонских дождевых лесах Южной Мексики: играющий там коллектив был настолько беспомощным, что даже когда я, побренчав на гитаре, переключился на гитаррон[108], который никогда прежде не держал в руках, а после и на скрипку, мою игру на которой не способны были переносить даже ближайшие члены семьи, – танцоры, по-моему, не заметили этого вовсе.
Одна из причин, по которой подобный примитивный и даже совсем беспомощный аккомпанемент считался приемлемым, была в том, что танцоры едва слышали инструменты. Хотя в то время, когда еще не существовало автомобилей, кондиционеров, посудомоечных машин и прочей техники, создающей постоянный периферийный гул, звуки были слышны лучше, нежели в наши дни, все же в комнате, полной топающих танцоров, надеяться можно было только на то, что они кое-как станут разбирать ритм.
То, что музыка в такой обстановке была едва слышна, во многом повлияло на ее облик. Некоторые инструменты, в особенности гитара, были слишком тихими для игры перед большой аудиторией. Любой профессиональный певец или инструменталист обязан был докричаться до публики, а поэтому нюансировка исполнения и индивидуальность исполнителя были второстепенными требованиями. На больших концертах обычным делом были полдесятка фортепиано, играющих в унисон, и до тысячи участников хора и оркестра. Понятно, что столь громадных размеров коллективы не могли состоять из одних профессионалов и приглашали в свои ряды любителей из числа тех, что постоянно ездили по стране, давая концерты в местных сообществах.
Существовал еще и мир религиозной музыки, которая, как и в случае с музыкой классической, часто рассматривается в отрыве от популярной сцены, хотя она тоже внесла важный вклад в формирование популярных стилей. Разумеется, многие до сих пор поют в церкви без помощи устройств воспроизведения и усиления звука, так что в данном случае нетрудно вообразить, как это выглядело сто лет назад. Гораздо труднее представить, в какой степени религиозное пение определяло музыкальную жизнь множества людей. Часто повторяемая поговорка о том, что люди в субботу вечером танцуют под музыку дьявола, а в воскресенье утром поют божественные мелодии, не дает должного представления о значении совместного
Elijah Wald, “John Jackson: Down Home Rappahannock Blues”,
Гитаррон (
