становились всё более частыми и продолжительными, походка отца – всё менее стремительной. В обратный путь мы отправлялись на последнем поезде метро. К этому времени я просто падала от усталости и висела на отцовском рукаве, уже не скрываясь, – он все равно мало что замечал. Но во второй вечер вдруг обернулся на меня, взял на руки и посадил к себе на плечи. От его лысины и редких кудряшек пахло солью и спиртом; жесткие от мозолей и мелких рабочих шрамов ладони крепко, но не больно, держали меня за лодыжки, чтобы я не упала; под курткой перекатывались стальные мышцы. Я обхватила его голову руками, легла щекой на лысину и стала запоминать каждую секунду неожиданной заботы обо мне. Беззаботно насвистывая, папа шел мерным шагом мимо курящих подростков, темных кустов с тощими котами, спящих троллейбусов, распахнутых голубых окон… Как и когда мы добрались в тот вечер до дома, моя память не сохранила. Я запомнила только, как щекой касаюсь чего-то прохладного и гладкого, а потом просыпаюсь уже ярким горячим утром.
Второй раз одна с отцом я осталась на три или четыре дня на даче. Мне тогда было лет восемь. Отец увлекся самодельным велосипедом, поэтому мы питались луком и морковью с огорода, ополоснув их в бочке с дождевой водой, а ещё мясными консервами, которые отец выколупливал из банки, кокетливо оттопырив правый мизинец, – однажды он глубоко порезался, повредив сухожилие, и палец больше не сгибался. Вечером пили много черного чая с сахаром и баранками, играли в карты. Потом отец выпивал, и мы ложились спать. В общем, прожили неплохо, но по возращении тете пришлось остричь меня «под мальчика»: в первый же день куда-то делась расческа, а через три мои густые, но очень тонкие волосы собрались в твердый и окончательный колтун…
В школу я пошла в шесть лет и одиннадцать месяцев. Ездила одна: сначала пешком через пустырь, потом три остановки на метро, наконец еще полчаса через дворы – и вот она, первая учительница Лидия Владимировна. Пару раз по дороге домой за мной увязывались старшие ребята с требованием отдать десять копеек, которые время от времени мама давала мне на мороженое. У входа в метро они всегда сбегали. Лишь однажды начинающий вымогатель поехал со мной дальше, но на пустыре и он смылся. Может быть, просто надоело плестись за незнакомой первоклашкой впустую… Почему-то эти новые знакомые меня совсем не пугали: я была искренне убеждена, что мальчики никогда не обидят девочку, тем более намного младше их.
На второй год из дворов вокруг школы начали пропадать дети. Созвали экстренное родительское собрание, на котором участковый убедительно просил в течение ближайшего месяца сопровождать детей из школы. Отец в то время работал полдня как раз неподалеку, но мама уже подала на развод, поэтому он сказал просто и честно, не стесняясь моего присутствия: «Ольга теперь твоя проблема, вот и разбирайся как знаешь». Маму с работы не отпустили,
