руку в сторону учителя. – Хорошо, что мы вот сидим, но ты о Кирилл Ефимыче подумай.
Верушка вздернула подбородок и деловито поправила страницы сценария. На лице у нее проступили алые пятна стыда, но держалась она так, что английская аристократия могла позавидовать ее сдержанности. Такие выпады инфантильности периодически с ней случались и предугадать, а уж тем более предотвратить их никто был не в силах. Их порой даже прикончить было проблематично. Все-таки упрямство в Верушке было сильнее, чем наивности.
– Борзов все верно обрисовал, – ответил Кирилл Ефимыч. – Сказать по правде, вы загнали себя в такое незавидное положение, ребята, что мне, вашему классному руководителю и уж тем более всем остальным абсолютно плевать, как вы будете выплывать из этого океана экскрементов, в который вы добровольно зашли поплескаться в надежде на веселье. Под «вы» я имел в виду весь ваш класс поведенчески-дефективных, но именно «вам» – а здесь я уже говорю о вас шестерых – предстоит вытаскивать на себе всех остальных из этого засасывающего всю вашу особо борзую группу пубертатного периода на дно, повторюсь, океана экскрементов.
– Но почему мы? – не унималась Верушка, продолжая источать удушающий аромат уже раздражающей тупости.
– Да потому что мы пришли сюда сегодня, идиотка ты недоделанная, – не выдержал обычно молчаливый Матвей и угрожающе взмахнул руками. – Ты видишь здесь еще дураков, которые припехали в воскресенье в эту богадельню для отсталых, чтобы репетировать ссанный последний звонок?
Верушка злобно зыркнула на Борзова из-под не выщипанных, но крайне жидких бровей, нахмуренных самым грозным образом. Матвей презрительно усмехнулся, незаметно покачав головой.
– Вот именно! – подметил он напоследок, падая обратно в кресло и берясь за смартфон.
– И правда день дурака, – выдохнул Слава, скривившись.
Верушка обиженно насупилась как обделенная мороженым дошкольница, и Липа решил поддразнить ее, ущипнув за плечо через тонкий свитер, но сразу схлопотал звонкий шлепок по костлявым пальцам. Он громко охнул, не притянув к себе при этом никакого внимания, даже очень ожидаемого, и прижал покалеченную женским упрямством руку к надутой на груди толстовке. Кирилл Ефимыч фыркнул, наблюдая этот гротескно печальный водевель и посчитал вопрос исчерпанным, но всем свойственно ошибаться.
– А как же мотивация? – подала голос Стина, сладко растягивая гласные.
При этом она вытянулась как сытая кошка, обласканная летним солнцем и рукой доброй хозяйки. Слава отстранился, позволив ей подняться и выпрямить спину так, что, казалось, позвоночник у нее сейчас треснет как сухая ветка.
– Мотивация? – нахмурился учитель.
– Да, мотивация, – кивнула девушка, как обычно стреляя глазами в его сторону. – Что нам мешает вот прямо сейчас встать и уйти отсюда?
Кирилл Ефимыч поджал губы. Вот оно. Вот этим они ему нравились.
