винтик огромного школьного механизма. Единственное, что можно был пенять ему в качестве отрицательного качества как работника, так это чтение литературной критики, а в частности своей критики в рабочее время. Числился за ним такой эгоцентричный грешок, о которым был никто не в курсе, так что и за грешок это можно было даже и не считать.
Знакомая веб-страница встретила его аскетичным оформлением и своевременным обновлением. Очередная рецензия на его вот уже много лет шумящий по всей стране роман пестрела исключительно положительными эпитетами на целых семь страниц стандартного документа. Даже в сахаре не было столько сладость, сколько похвалы было в этой исключительно положительной рецензии. Кирилл Ефимыч, увидев ее объемы, уже устал. Вместо того, чтобы в стотысячный раз читать приторные восторги, он решил обратиться к сути и пролистал чуть ближе к концу, чтобы зачитать финальный абзац:
«Хотя Грозовский вот уже более семи лет не балует своих преданных читателей даже намеками на следующий роман, все мы глубоко в душе надеемся, что вскоре автор порадует нас изданием фееричного продолжения его блистательного дебюта. Истинный мастер слова никогда не терпит суеты, поэтому такой длительный перерыв вполне оправдан для столь именитого автора, пусть некоторые так и не считают. Я лично должен отметить, что сколько бы не понадобилось Грозовскому времени для проработки и написания следующего своего шедевра, я буду рад и польщен написать о его новой книге для этого уже родного для меня портала. Дело остается лишь за малым: нужно просто пережить этот голодный период, перебиваясь жалкими и скудными на вкус и качество подачками современной литературы, которую нам так живо и даже нагло пытается продать книжный рынок настоящего времени. Однако долго ли сможет читатель продержаться на этом просроченном сухом пайке? Не знаю, как остальные, а вот мой читательский гастрит уже порядком мне надоел».
Учитель закрыл вкладку, оставив компьютер в спящем режиме. Все эти рецензии, которых за эти годы было написано несчетное количество, тешили его самолюбие и раздражали нервы одновременно. Кирилл Ефимыч не надеялся, что его будут помнить так долго. Он не рассчитывал на успех, он не ждал признания, но когда все это к нему пришло в более чем приличных масштабах, он был удивительным образом готов. Его достоинству во время дачи интервью и литературных чтений могли позавидовать даже именитые авторы. У него не водилось звездной болезни, он не кичился огромными гонорарами, которые свалились на юнца тогда, когда некоторые писатели вынуждены копить такую сумму годами тяжкого труда и килограммами проданных копий. Кирилл Ефимыч во всех смыслах стал удивительным откровением для каждой из сторон этого такого разного мира. Порой он сам себе представлялся этаким чужеземцем в богатой стране, которая навыдумывала себе страданий и выбрала его в качестве избавителя, мессии, и теперь он должен был нести тяжкий крест чуть ли не монаршего правления. Фи, как не
