может быть, второй Некрасов, и они пожалеют. Затем, распорядился о финальной четверти можжевеловой, и половой полетел.
Выпив еще пару соток, хозяин торжества разрыдался, называя извозчиков братьями по классу. И вдруг открылось, что никакой он не Осип. Никакой не Коваль. А как есть Иван Платонов Каляев, тот самый, что князя взорвал.
Извозчики сначала замерли, но затем расхохотались, сочтя шутку удачной. Они, признаться, тоже никакой симпатии к его высочеству не испытывали. Но все-таки, не дождавшись самовара с пирогами, стали расходиться.
Еще некоторое время ушло у Ивана Платоновича на препирание с городовым, которого он, выходя из трактира, задел локтем и обозвал барбосом вонючим.
Городовой сделал над собой усилие, чтобы пропустить «барбоса», и мирно заметил:
– Вы, господин хороший, ведете себя непотребно. Вы деликатности данного момента не соответствуете. Не слыхали разве? Нынче траур по Москве. Великого князя загубили! А вы!
– Ха! – беспечно рявкнул Каляев. – Не поверите ли, что я и есть тот самый злодей? Конкретно, я и разнес бомбою мучителя народного. И можете тотчас меня арестовать. Вот только попробуйте, а?! Посмеете ли? Давайте! Вот он я!
Тут городовой совсем расстроился и не стал этого скрывать.
– Ради Христа, мил человек, что вы такое говорите? Ступали б лучше домой. Преступник давно в Бутырках. Вас, небось, жена ждет, а вы пьяны совершенно. Вспомните хотя бы, где живете, я насчет саней распоряжусь. Ехайте. Коли деньги не при вас, хотя бы и в долг ехайте, я поручусь.
Каляев сначала обмяк, съежился от неадекватной любезности. Затем побагровел лицом, привстал на цыпочки, и, дыша перегаром в лицо городовому, проговорил хрипло:
– Сани, говоришь? Да будь со мной теперь наган, я бы тебя, сволочь жандармская, на месте пристрелил!
На этом терпение стража порядка закончилось. Тяжко вздохнув, он потянулся к эфесу и пожелал немедленно отвести обидчика в околоток.
Каляев испугался, попросил спрятать селедку, и стал откупаться серебряными николаевскими.
А уж как попал в гостиницу, и что дальше, почти не помнил.
Все осталось в тумане.
Между тем, прежде гостиницы и тумана, зашел он в публичный дом на Ордынке. Там выбрал девку цыганистого вида и выше себя ростом. В номер идти с нею отказался из боязни быть покусанным клопами. Орал насчет чистых простыней и хорошего шампанского – именно из Нового Света, от графских подвалов. Да если не Новый Свет, то хоть бы уж клико ничтожных французишек, а не сомнительное пойло.
Будучи человеком крепким и здоровым от природы, Иван Платонович, проснулся наутро одетым и при штиблетах, на казенной постели, в обнимку с девкой, пахнущей кремами. Он тотчас прогнал ее, сунув три рубля. Потом, замерев, лежал в ванне, стараясь припомнить обстоятельства теперь уже условного 4 февраля.
И понял: чем скорее забудет, тем и лучше.
Ах, время! Нет у тебя даже подходящего
