погонами, грязные ботинки, кальсоны. Галифе с помочами остались у Каляева в свертке.
Каляев искал полковника весь день. А застал в замоскворецкой квартире с нетопленой печью, лоснящимися обоями из чайных роз, при давно отпущенной прислуге, в окружении голых барышень, наливок, и с гитарой.
Бурцев сказал, что мстить Зубатову за двуличность поздно. К тому же он и сам обижен властью. Был сослан в Муром, да теперь, кажется, прощен, и получает pension.
Таким образом, обидный кляп из полковника был вынут, руки развязаны.
– Я, господа, не друг Гапона, – сразу же молвил Зубатов, отдышавшись, глухо и нестрого. – А в феврале 1917 года, узнав об отречении Николая II от престола, Сергей Васильевич вышел в соседнюю комнату и застрелился.
ؙ— Но не понимаю, зачем меня сюда привел Каляев. И что за Каляев? Если убийца, то он нынче в Шлиссельбурге и вот-вот будет повешен за бомбу против князя.
Господа социалисты и сами этот вопрос мысленно себе задавали.
Каляев доказывал горячо, что из тюрьмы он не убегал. Не имел права дать свершиться такому позору. А вытащил его оттуда ли не силком некто Ландо. Личность темная, загадочная, но могущественная. Так что, пусть они не волнуются. Убивец сидит в камере, ест недурную еду, ждет казни. А он – двойник, матрица, иная сущность того человека.
Тут всем захотелось осмотреть Ивана Платоновича, как новобранца перед Манчжурией. Заставили унизительно показать язык, трогали за руки – теплы ли? Попросили при девушках раздеться до исподнего —вот уж срам-то! – приседать. Ощупывали волосенки на голове на предмет рогов. Зубатов, надевший галифе поверх кальсон, злорадно подносил крест. Богров предложил вены надрезать, посмотреть, пойдет ли кровь, и красна ли.
Убедившись, что в материальность его террористы поверили, Иван Платонович перешел к постановке боевой задачи.
Но при виде синхронизаторов – впрочем, другой реакции он не ожидал! – Каляева подняли на смех, обвинили в чертовщине, пригрозили обсуждением в ЦК. И так уж после Азефа Боевую организацию обвиняют в отрыве от генеральной линии: то не того убьют, то не там, то не вовремя.
Некоторые советовали Каляеву подлечиться, помня про его усердное богоискательство, страстишку кропать по ночам стихи, что не имеет никакого отношения к террору.
Каляев надел им на шею золотые кулоны, и все перенеслись на Ходынское поле, на коронацию Романова, в 1886 год. Там они поели праздничных калачей, наслушались маршей, выпили бесплатной мадеры. Да еще успели уйти за минуты до знаменитой давки.
Вернувшись с Ходынки, помрачнел умный Бурцев. Он сказал, что в душе подозревал о существовании такой техники. И теперь придется пересмотреть всю методику борьбы. Зубатов расхохотался на нервной почве: слишком много впечатления оказалось для одного дня. Демонически возрадовался Богров, начавший палить из браунинга в потолок. И только Зинаида с Татьяною, взявшись за руки, пустились танцевать, осыпаемые осколками штукатурки.
Глава 16. ПЕРЕМЕЩЕНИЕ
Российская
