очутиться в полной тишине. Закончив, мать поставила столик перед ним горячий напиток.
– Выпей.
Хорвин лишь покачал головой.
– От отца не было известий?
– Ты уже об этом спрашивал. Выпей, это поможет тебе успокоиться. На тебе лица нет.
– Мама, я не знаю, что мне делать!
Он взял стакан, подержал и машинально поставил обратно. Снова сжал голову. Мать с тревогой следила за ним.
– Хорвин, не надо так изводить себя. Ты же еще ничего не знаешь.
– Я знаю, что ее нет.
– Но это еще не значит, что случилось что-то плохое.
Хорвин поднял голову.
– А что это значит? Что это значит? – его запавшие глаза выглядели больными. – Почему о моей жене вот уже целый день нет никаких известий? Где я только ни был, у кого только ни спрашивал! Перебывал у всех наших знакомых, исходил все гостиницы… Ни в городской больнице, ни в одной из церквей, ни в этом осточертевшем приюте – нигде о ней ничего не слышали. Отца я попросил попытаться проследить, не покидала ли она город.
– Ты думаешь, это возможно? – спросила мать.
– Возможно все вплоть до самого страшного.
Госпожа Эрейна отошла к камину, неспешно поворошила дрова, постояла, глядя на огонь. Ясный пламень отражался в ее карих глазах, делая их золотыми. Она думала о своем неспокойном и порывистом мальчике, все пропускающем через себя. Любые неполадки, любая несправедливость заставляла его стискивать кулаки и кидаться в бой. Сколько раз она тщетно пыталась успокоить, утишить снедающие его страсти и сколько раз терпела поражение. И еще, подумала она, с детства ее сын отличался тягой к независимости, он никогда не делился с родителями своими трудностями. Но теперь он пришел, пришел за помощью, и это значит, что с ее неугомонным мальчиком случилась беда.
Не поворачиваясь, она услышала, как Хорвин зашевелился, звякнул стакан, видимо, он все-таки выпил свой грог, потом скрипнуло кресло, послышались шаги, ее сын расхаживал по комнате. Наконец он остановился возле камина. Она взглянула на него сбоку. Хорвин смотрел на огонь. Отсветы пламени играли на его острых скулах, темные глаза казались еще темнее.
– Хорвин, – начала она осторожно, – ты можешь мне сказать… Ты не исключаешь возможности, что Ровина покинула Хардон. Если она могла так поступить, значит что-то случилось? Между вами что-то произошло?
Хорвин повернул голову.
– Да, – сказал он коротко. – Произошло.
Взгляд его был застывшим.
– Ты не хочешь рассказать мне?
Хорвин ответил не сразу. Присев на корточки, он протянул к огню руку. Он опускал ладонь все ниже, пока язычок пламени не лизнул ее. Он думал сейчас о том, как легко было клеймить перед другими бесчестящих девушек мужчин, и каково примерить эту роль на себя. Он думал, как ему теперь смотреть людям в глаза, когда он предал
