у брата платок и засунул его под подушку. – Я ничего не могу дать ей. Даже сына… А ты знал, что она назвала его моим именем?
– Да, – сказал Пьер, а Шарль молчал долго и лишь потом произнёс едва слышно:
– Когда погиб Жак, я был уверен, что это – самое страшное, что могло произойти со мной. А оказалось… Хотя, с другой стороны, какой из меня отец? Я – в Париже, он – здесь… был бы… Ладно, к чему всё это?
Он снова замолчал, отвернулся.
– Малыш, – рискнул спросить тогда д’Артаньян-старший, – неужели ты и вправду… я не спрашиваю о ребёнке, это другое… неужели ты и вправду по-настоящему любил только Жака?
– Да, – его брат смотрел без тени усмешки. – Такой вот я засранец.
– А… этот парень? Который остался в Париже?
– Д’Эстурвиль? – Шарль так растерялся, что даже ответил. – Нет, что ты! Я не знаю…
– Д’Эстурвиль? – теперь уже пришёл черёд удивляться Пьеру. – Это же вроде бы… твой учитель фехтования из Лиона?
– Ой, – юноша фыркнул смешно, – я же так и не объяснил тебе ничего… Конечно, это не мой учитель. Это его племянник.
– Ух, ты! – не удержался д’Артаньян-старший и едва увернулся от полетевшей в него подушки. – Ладно, молчу! И обещаю: больше никаких комментариев. Рассказывай.
– Что рассказывать, – лейтенант вздохнул. – Всё предельно просто… да нет, что я вру… Эта история тянется уже несколько месяцев, и я так запутался… не знаю даже, что и думать.
– Вина принести? Или, быть может, поешь, а тогда съездим, прогуляемся?
– Нет, я вообще не хочу никуда выходить. На душе… погано так… а вот вина, конечно, принеси.
Пока Пьер ходил за вином, юноша успел не только умыться, но и привести в порядок комнату.
Подумал, что надо будет вернуть Катрин платок, да и вообще на этот раз попрощаться по-человечески, потому что теперь их связывает не пропитанный обидой старый роман, а память о маленьком мальчике, похороненном на артаньяновском кладбище.
От этих мыслей сердце заныло опять, а потому Пьер, вернувшись с бутылкой вина и нехитрой снедью, застал брата в довольно хмуром расположении духа.
Он безошибочно уловил это, но теперь уже не стал осторожничать.
– Ну, не надо так, – подошёл и неловко погладил Шарля по голове и плечам. – Держись, малыш, слышишь? Что уж теперь…
– Слышу, – молодой человек ещё с минуту позволил брату обнимать себя, а потом отстранился со вздохом. – Сходим вечером… в Артаньян, хорошо? Потому что мне ведь завтра уезжать уже.
– Как? Я думал, ты хоть дней десять побудешь!
– Нет, не могу, – Шарль откупорил бутылку и разлил по кубкам вино. – Дорога занимает слишком много времени, а я не могу позволить себе превысить отпуск. Тем более, когда вот-вот начнётся война. Да ты же знаешь.
– Я знаю только то, что мы с тобой практически не поговорили, – возразил Пьер с кривой улыбкой. – И неизвестно, когда я увижу тебя опять. И вообще… увижу ли.
– Брось, –
