смерть, чтобы победить ее пусть ценой своей жизни»[29].
«Дерзость писать об этом своем, – признается Ю. Бондарев, – возникла внезапно, в двух тысячах километров от дома, однажды в темную июльскую ночь на середине Белой, этой красивейшей реки в России. Капала вода с весел, за лесами розовело далекое зарево над городом, пахло острой речной сыростью, доносились тихие голоса рыбаков с соседних лодок, а где-то на берегу завывала, буксуя, машина, как будто переправлялись мы туда, к зареву, где гудели немецкие танки… И вдруг встали передо мной – высота, другое зарево, орудие, стреляные гильзы. И возникло желание сказать о том, что долго жило во мне подсознательно». Но в первой книге – «На большой реке» (1953) – бондаревское «свое» находится пока на периферии писательских интересов, проявляясь, пожалуй, только тематически в рассказе о любви медсестры Лены и ординарца командира батареи Володи Серова («Незабываемое»), посвященном Лене Строговой – медсестре 89-го стрелкового полка. По наблюдениям Е. Горбуновой, «косвенно и отраженно, иногда весьма драматично, война присутствовала и в других рассказах, возникая то как воспоминания, то как глубокая душевная травма, отраженная в зримых картинах мира, в судьбах людей»[30]. Из таких рассказов можно назвать «Асы» и «Ночь перед наступлением».
Но в них война предстает в весьма обобщенном виде, без учета, если так можно выразиться, «узкой» фронтовой специализации будущего писателя, без учета тех локальных впечатлений, которые особенно потрясли его. А это, несомненно, был Сталинград.
В декабре 1942 года после двухмесячной учебы в Бердичевском пехотном училище и пребывания в военно-формировочном лагере под Тамбовом в составе 2-й гвардейской армии сержант Бондарев был отправлен на Сталин-градский фронт.
Мела метель. Вьюжно гудел ветер, не заглушаемый даже мерзлым визгом колес. Одиноко ревел паровоз, спешащий сквозь белую степь и белую муть, предупреждая тех, кто в эту непогодь мог оказаться на его пути. Бормотали во сне солдаты, скрючившиеся на нарах. Редкий проблеск света сквозь приютившееся под потолком маленькое оконце выхватывал белую соль инея, осевшего на вагонных стенках. «В железной печи близ закрытой двери, мерцающей толстым инеем, давно погас огонь, только неподвижным зрачком краснело поддувало. Но здесь, внизу, казалось, было намного теплее. В вагонном сумраке этот багровый отсвет угля слабо озарял разнообразно торчащие в проходе новые валенки, котелки, вещмешки под головами». И этот багровый отсвет непроизвольно подсовывал мысль, что там, впереди, за беснующимся снегом проступает зарево горящего города.
Так, наверное, запомнилась совсем уже близкая дорога к Сталинграду сержанту Бондареву, следовавшему тем же маршрутом, что и герои «Горячего снега»: и командир взвода лейтенант Кузнецов[31], и другой лейтенант – командир батареи Дроздовский, и еще один взводный – лейтенант Давлатян, и санинструктор батареи Зоя Елагина, и командир взвода Уханов, и уже успевший побывать в плену «папаша»
В прессе высказывалось мнение, что прототипом бондаревского героя послужил командир артиллерийского дивизиона из 344-го стрелкового полка В. Соколов. См.:
На мой взгляд, это предположение не имеет оснований, т. к. Ю. Бондарев и В. Соколов воевали в разных подразделениях.
