из ее комнаты, беспомощно бросая взгляд вслед. Ей не хотелось терпеть унижения мужа, одно радовало ее горящий рассудок, что может быть хотя бы после ее смерти ему станет легче. Она до последнего не понимала, что расплачивается за чужие грехи. Но на все воля Господа… пусть он позаботится о ее душе.
…
Держа внучатого племянника за руку, Алоис вел мальчика по мрачным коридорам. А тот тихо шел следом, лишь один раз, будто для галочки спросив, куда его ведут.
– Я хочу тебе кое-что показать, малыш.
Герман был воспитанным мальчиком. Для десяти лет на удивление взрослым, несмотря на то, как мало внимания ему уделял отец. В его глазах порой можно было заметить искры, которые Алоис думал, что не увидит больше никогда. Вместо того, чтобы играть с ровесниками или предаваться унынию уединенной жизни, он все больше посвящал внимания наукам. Учителя души в нем не чаяли и порой удивлялись, что им нечему его научить для его возраста. Книги заменили ему друзей. Гербарий и бабочки – деревянных солдатиков. И именно в то утро, когда на похоронах матери он, тайком срезав с клумбы алую розу, возложил ее поверх вороха белоснежных цветов, Алоис понял… что тогда имел в виду Виктор, когда предлагал внимательно следить за своим племянником. Дело было не в Аскеле… Доверить судьбу своей сестры он должен был ее внуку. Которого сейчас, мягко держа за прохладные пальцы, он вел через коридоры поместья на самый верх…
– Я люблю часто здесь бывать… – сказал Герман, оглядываясь по сторонам.
И действительно, в ворохе пыльного хлама на чердаке иногда можно было заметить следы человеческого влияния. Прибранные полки, расстеленные коврики, книги. Было видно, что он проводил здесь много времени и сделал немало. Но…
– Подойди сюда. – позвал его Алоис, кивая на пыльное покрывало, наброшенное на прислоненную к стене раму. В самом углу, потому неудивительно, что мальчик не обратил на нее внимания, – Твой отец снял его, едва понял, что деду плевать на то, висит он или нет. Однако это ценная реликвия, которую я хочу, чтобы ты сохранил…
Он сдернул с рамы ткань, открывая глазам мальчика портрет. Молодой женщины с ребенком на руках… мужем за спиной… и мальчиком у ее ног.
– Она так похожа на маму, – лишь смог выдохнуть Герман, завороженно разглядывая лицо двадцатичетырехлетней Беатрис. Лишь едва увидев ее черты, он уже мог поклясться, что не видел ничего прекраснее в своей пока еще столь короткой жизни.
– Тем не менее, это не она… – ухмыльнулся Алоис, сдувая с холста осевшую пыль, – Это твоя бабушка, Герман… Пропавшая без вести, когда твоему отцу еще не было и десяти, – он кивнул на ребенка, что сидел в ее ногах. – Здесь ему шесть. Этот портрет был написан за три года до ее гибели.
– А как это произошло? – вдруг спросил мальчик, оторвав глаза от картины, ошеломленно
