style="font-size:15px;"> На пороге появился Фрике. Захлебываясь, он принялся рассказывать о дуэли, о вмешательстве Лефевра, о подозрении, которое тяготеет теперь над ним, бедным, ни в чем не повинном Фрике. Дослушав до конца, Николя сказал, потирая руки:
– Да это же пролог!
– Какой пролог? – спросил рассказчик.
– Пролог моей драмы! – ответил Николя.
– Какой еще драмы? – опять полюбопытствовал Фрике.
– Поймешь позже, – успокоил его приятель. – Сейчас нужно как можно скорее разыскать виновника… это необходимо для первого акта.
– Но это еще более необходимо для меня.
– Ты знаешь имена этих господ?
– Ни одного!
– Ну, а имя того секунданта, который так благосклонно отнесся к твоему незнакомцу?
– Журналиста?.. Да, он действительно назвал свое имя, но я, черт меня подери, забыл его.
– Ты узнал бы этого человека?
– Без сомнения! Так же хорошо, как и того, который вынимал бумажник.
– Что еще тебе известно?
– У меня есть обрывок конверта. Смотрите, вот эта бумажка служила пыжом для одного из пистолетов.
– Но здесь лишь несколько букв.
– Я понял так: «ен» – окончание имени, как например: Мартен, Рабурден, Фалампен…
– Прекрасно!
– «Ьер» – окончание какой-нибудь улицы, например, Пуассоньер…
– Хорошо! Дело идет на лад.
– Но куда было отправлено это письмо, мы не знаем.
Николя жадным взглядом рассматривал бумажку, словно сожалея, что она не может заговорить, и вдруг радостно закричал:
– Это письмо адресовано в Париж, милый мой мальчик, в Париж!
– Вы полагаете?
– И притом не по почте.
– Как вы это узнали?
– А вот смотри. Видишь эту поперечную черту?
– Вижу.
– Это подчеркнуто какое-то наскоро написанное слово, имя адресата или номер его квартиры. Эта небрежность указывает, во-первых, на близкие отношения между тем, кто писал, и тем, кому писали, а во-вторых – на то, что писавший торопился. Отправляя письмо с посыльным или со слугой, но не по почте, не надо было ставить: «Париж», «городская почта». Но каковы бы ни были отношения между этими людьми, какую бы роль ни играл этот конверт, тебе в любом случае надо разыскать человека, которому он был адресован.
– Я и сам так подумал, – ответил Фрике. – Но что я могу сделать один?
– Очень многое, дружок Фрике, – заметил Николя.
– Но согласитесь, месье Николя, что вдвоем можно сделать гораздо больше. Вы человек опытный, сколько драм переиграли, вам нетрудно раскрыть злодея и в этой драме. Помогите мне, Николя.
– Глупый мой мальчик, в драмах, в которых мне приходилось играть, с первой же сцены можно было угадать развязку. А вот в этой я решительно
