на ее покой, вновь без вопросов усыпила их.
– Я поеду, отдыхай…
– Поеду тоже, – прошептала Таня, зрение не оголяя…
Из ванной выйдя, я увидел: Таня, не укрывшись, спит в своей любимой позе – «сторожевая дремлющая на посту собака»: лежа на груди со спрятанными под себя конечностями, вверх «кружавчиками».
Подхватив с цветами вазу, я присел на краешек постели, рядом с почивавшей Таней, и рукой провел по гладкости ее изогнутой спины. Приподняв, спросонья, голову, она увидела холеность роз…
И расцвела добросердечием улыбки…
Несравненный лепестков букет
ароматной бархатной волною,
пробуждая чувственный рассвет
к сердцу прикоснулся красотою…
Одевалась Таня так же быстро, как и обнажалась: без придирок и фасонного выпячивания умильностей, не утомляясь лишним обсуждением движений и без стеснения смущенной приближенности, крадущейся подглядками за ней. Ее косметики автопортретный гардероб услугой ограничивался крема и губной помадой бледно-розового цвета – контурной подкраски; а глубинному спокойствию ума – лучистой сероглазой выразительности, броский боевой чумазости раскрас – не требовался: привлекательность к себе взывала и из-за витринности услужливой очков.
Характеру присущая компактность деловая – рациональною мобильностью, Татьяну аккуратно к цели двигала, и без задержки, «остроту углов» срезая непочтительным вниманием, и отстраняя от всего ненужного; дорога есть – вперед и без оглядки…
– Удивляешься тому, что не смущаюсь?..
Таня обладает (ею неосознанным) телепатическим умом.
– Я отвык от грациозности подобного показа.
Заводной фантазии – губительная метастаза…
А ты не комплексуешь, предъявляя внешность
на суд бесстыжих впечатлений…
Скульптурной красоты – достойная небрежность
искусство окрыляет мнений…
– Почему ты так решил?
– По количеству слоев наштукатуренной косметики.
– Знаешь, я не позволяла даже мужу за собою наблюдать, но тебя я не стесняюсь совершенно.
– Я воспринимаю полотно,
природой созданное, как художник:
творчества пьянящее вино –
доброжелательности чувств источник…
Я не критикан, с цинично привередливой стандартной узостью уразумения, не проникающий в эгоистичный замысел Творца, охраняющего вечность жизни ролью мудреца.
– Во взгляде у тебя есть что-то подкупающе-загадочное, а перед ним – потребность есть раскрыться и узнать, что ты скрываешь.
Необходимость скрытничать основывалась на закоренелой неопределенности, с отсутствием наметок плана на дальнейшую укладность жизни; и если в профессиональном кругу у меня – порядок, то в личном гнездовании – неразбериха подавляла.
Но
