территорий».
«Молоденький мальчик» пришел бы в замешательство, увидев, во что превратился его рассказ.
Славный эпизод в тамбуре, достойный названия «Олени и люди так похожи», был из послания потомкам безжалостно вычеркнут. Три порции жаркого силой полковничьей мысли прибавились к единственной Сашиной с целью сугубо воспитательной. Молодой офицер-«макаронина», постигающий мудрость Груздева, должен был из заметок уяснить, что «ему нужно не набивать свое брюхо, как тупорылому борову», а «делиться с солдатом последним куском хлеба».
Груздеву показалось, что Саша смотрит в его сторону. Полковник поднял вверх большой палец правой руки. Помимо прочего ему казалось, что подобные жесты как нельзя лучше подходят для общения с современной молодежью.
А молодежь была настолько утомлена назидательной беседой в вагоне-ресторане, что ей и в голову не пришло искать в полумраке общительного полковника.
С утра все было записано слово в слово. Полковник с восторгом перечитывал свои заметки. «Пронизывающий все человеческое существо холодный воздух ходил над Ольхоном и гудел, как в трубе», – добавил он к заметке от 5 октября, которую счел слишком маленькой. Хотя Груздев и адресовал свой труд «молодым юнцам, не обретшим еще достаточной рассудительности», он не отказывал будущим читателям в «рассудительности элементарной».
Однажды на репетиции военного парада полковника угораздило встать рядом с оркестром. Один из трубачей был юн и полон усердия. Природа не обделила его, наградив сильными легкими. К несчастью Груздева, его ухо оказалось слишком близко, когда трубач решил свое усердие проявить. Сначала полковник подумал, что его контузило. Вскоре слух вернулся, но впечатление осталось. Сравнение с той трубой представлялось ему удачным для описания «суровой природы байкальской земли». Видимо, по мнению Груздева, читатели с элементарной рассудительностью должны были догадаться, о какой именно трубе шла речь.
– А ты бывал на Ольхоне? – спросил он только что проснувшегося Сашу.
Груздев любил путешествия. В свою бытность «молоденьким мальчиком» он совершил вояж в Прагу на БТРе. Тогда ему попало по темени «антисоветским» горшком с кактусом. Узнав о колоссальной прочности своего черепа, Груздев все же решил, что путешествовать по своей стране намного приятнее. Он пообещал себе, что после отставки обязательно съездит на Байкал. Слово офицера нерушимо, тем более данное самому близкому человеку – себе. Груздев пропустил свое первое «отставное лето», как он сам говорил, и осенью отправился в путь. Ведь полковник намеревался писать о суровой сибирской природе, а не певчих птичках и подснежниках. «Заснеженная путь-дорога» так ему понравилась, что с Байкала он отправился далее на восток, решив посетить Сихотэ-Алинь. Да не просто отправился, а поехал автостопом «по-молодежному».
