его русским или российским. Из мемуаров предка Тарле еще в детстве вычитал знаменитое «за веру, царя и отечество». Вооруженный этими словами и трофейной австрийской винтовкой, видавшей еще «Братскую войну», его прапрадед повел свой взвод в атаку на бронепоезд красных. С теми же словами поезд был разнесен на винтики. Наверное, царь бы порадовался такому верноподданническому поступку, если бы его не расстреляли раньше. А так белым генералам пришлось радоваться за свой военный гений, за царя-батюшку и за три четверти взвода, положенного во имя раскуроченного бронепоезда. По такому случаю был раздобыт фейерверк, который чей-то адъютант прихватил при отступлении, дабы не достался красным. Он хотел отметить им победоносное возвращение в Петроград, но согласился, что и взятие бронепоезда вполне достойно салюта. Увидев фейерверк, красные мигом навели орудия куда надо и испортили белым генералам весь праздник. При том обстреле героически погибла еще не откупоренная бутылка отнюдь не «Советского» шампанского.
Тарле не понимал, но мог объяснить, почему радостные камикадзе с криками «банзай!» вели свои самолеты на вражеские корабли. В конце концов, когда короли, императоры, султаны, а временами и президенты ссорились между собой, они обыкновенно промывали мозги своим подданным. Начиналось все с команды штатным придворным мифотворцам. Это были самые важные государевы слуги, потому на их воспитание не жалели сил и времени. Реформы могли подождать, к тому же при хороших мифотворцах они были и вовсе не нужны. Одна идея о какой-нибудь великой миссии нации могла победить и голод, и холод.
В свою очередь, мифотворцы денно и нощно придумывали пафосные речи, проникновенные гимны, а иногда их фантазии давали жизнь целым эпическим кинолентам. И все это для того, чтобы показать, насколько почетно быть пушечным мясом и убивать чужое пушечное мясо.
Об этом Тарле имел представление и мог даже с дотошностью рассказать, в каких архивных делах и на каких страницах следует искать тому подтверждения. Но вот риск ради чашки мятного чая в заминированном поезде у студента-отличника ничем объяснить не получалось.
Тем временем «ученый-либерал» завел новую изобличительную речь:
– Мы все молчим и молчим, как немые рабы, даже не знаем, сколько нам здесь сидеть…
От духоты или его речей одной девушке стало плохо.
– Вот видите, до чего доводит ваша безмолвная покорность, – еще больше разгорячился он. – Здесь же нечем дышать, вентиляция не работает, я не говорю уже о кондиционерах. Их здесь попросту нет.
Говорун, уже смирившийся с «хунтой», упрашивал Сашу что-нибудь сделать.
Парламентеры со стоячих мест уже ходили на поиски местного фельдшера. Они его даже нашли. Долго стучали в двери. Узнав, что это не те товарищи, с которыми он отмечал какой-то новомодный «праздник с тыквами», фельдшер хлопнул дверью у них перед носом.
– Любой нормальный человек может упасть в обморок.
