деле было?
– Неужели не верите? – ответил Верещагин.
– Ну, как же… верю, да только всё-таки очень уж все складно сложилось в вашей истории… так и не бывает.
– Я тоже это заметил, – отозвался Польский.
– Позвольте, господа, ну, раз уж вы мне не верите, то этому всему есть свидетель, и он сидит прямо перед вами, – и Верещагин указал рукой на Жадова.
– Свидетель? – изумившись, вполголоса сказал Жадов.
– Право, вы и не упомянули о нём в своей истории, – настаивал на своём Карасев.
– Вы действительно были там? – спросила княжна Польская.
– Эм… я… – замялся Жадов.
– Ну, не томите, скажите же уже, наконец, – нетерпеливо крикнул кто-то из гостей.
– Господа! Господа! Будьте спокойнее, – вступился Верещагин, – что же вы так все на него обрушились? Дайте же ему перевести дух. Скажите, господин Жадов, правда ли всё то, что я давеча рассказывал?
– Д-да-с… Да-с. Совершенная правда.
– Ну вот, видите! Напрасно вы сомневались, господа.
– Не верю, – твёрдо сказал генерал.
– Да что же вам ещё нужно, когда и доказательства все вам уже предъявили. Или же хотите сказать, что я вам солгал?
– Сказать ничего не хочу, однако и словам господина Жадова не верю: уж больно они неубедительно прозвучали.
– Помилуйте, господа, напрасно вы не верите. А слова его так неубедительны оттого только, что сейчас господин Жадов находится в затруднённом положении и во всяких делах в последнее время рассеян.
Жадов с растерянным видом оглянул всех гостей и вопросительно посмотрел на Верещагина.
– В каком же это смысле затруднённом?
– Да дело-то самое простейшее, – начал Верещагин, – вы, как узнаете, сразу и сами всё поймёте. Пока мы с любезнейшим Александром Сергеевичем и господином Жадовым пребывали в Петербурге, господину Жадову больно полюбилась служанка в том доме, где мы снимали квартиры.
Жадов покраснел и уставил глаза в пол. Александр раздражённо посмотрел на Верещагина, но тот не заметил этого и продолжал свой рассказ.
– А по всем вам известному делу Александра Сергеевича мы были вынуждены выехать из Петербурга чуть раньше запланированного времени. Теперь вы можете судить сами, каково сейчас господину Жадову. Оттого-то он и молчалив, а слова его неубедительны. Это же душевная наука, господа, тончайшая душевная наука.
– Постойте, – вмешался граф Мухин, – а по какому такому известному всем нам делу вы отлучились из Петербурга? Я, право, этого совсем не понял.
– Как, граф, вы ещё не слышали? – изумился Верещагин. – Вся Москва последний месяц только об этом и говорит, как Александр Сергеевич изволил уехать
