то, что раздражает. Пытаясь подстроиться, он сделал тогда все, чтобы выхолостить из общения с Ковыляевым любые эмоциональные проявления. Но и это не помогло. Становилось все тяжелее и тяжелее. Щеглов не знал причин раздражения Ковыляева, не понимал их, списывал на усталость, на распущенность того, на неизвестные причины, заставлял себя его выпады игнорировать, не реагировать на них, не обращать внимания; но все это, казалось, только усугубляло проблему. Ни вернуться назад, ни преодолеть этот бессмысленный и необъяснимый разлад уже не получалось.
Антон открыл предыдущий пресс-релиз по сходной теме, пробежал его глазами и закрыл. Отхлебнул из кружки. Взгляд его привычно приклеился к противоположной стене. На ней, рядом с жидкокристаллической панелью, висела репродукция «Иисуса на кресте» Веласкеса.
Кабинет Щеглова был не очень большой. Все признаки достатка в нем носили сугубо технологический характер. Ни кожаных диванов, ни дорогой мебели, ни обычной для личных корпоративных кабинетов выставки дорогих подарков. Все это претило Антону. Зато кабинет был до отказа забит бесчисленным количеством предметов аудио-, видео- и оргтехники, наличие каждого из которых было, с точки зрения Щеглова, исключительно профессионально обоснованным. И еще здесь было – множество горшков с большими, средними и маленькими комнатными растениями: хоть этой, хоть такой, ярко-зеленой, жизнью пытался восполнить Антон конторское бездушие.
Рабочий стол Щеглова дополнял эту картину технократического изоляционизма хозяина кабинета. Антон сидел лицом к двери; монитор его компьютера стоял к двери, соответственно, тыльной стороной, так, чтобы посетители не могли видеть того, что видел на мониторе он. На столе у него лежала всего одна небольшая стопка актуальных бумаг; и лежащий наверху лист всегда был перевернут наверх пустой стороной – таким образом, чтобы опять же никакая информация не оказалась доступной для посторонних глаз.
Скудость рассказанного Ковыляевым, с одной стороны, требовала дополнительных мыслительных усилий, с другой – давала Антону определенный простор для вольных трактовок, для оживления текста. Вместе с тем, написать требовалось не текст официального заявления, а тезисы для устной речи, то есть не было необходимости выверять до буквы каждое слово: перед камерами Ковыляев все равно все забудет и заговорит своим привычным плакатным сленгом.
Итак, для начала нужен был общий заход. Антон знал: если в тексте не будет сказано ничего про то, как все прекрасно, ответственно и мудро, президент Топливной компании начнет волноваться и чувствовать себя не в своей тарелке.
«Объявленное в сентябре решение Правительства об увеличении находящегося под контролем государства пакета акций Газовой компании остается неизменным. Данное решение полностью отвечает интересам национальной безопасности России и находится в русле реализации стратегии развития отечественной энергетики», – написал Щеглов.
Теперь
