style="font-size:15px;"> – А хар’огцы?! – неожиданно взвизгнула Джейн и неуклюже потянула светлую прядь волос на себя. Она пропустила мягкий локон сквозь пальцы, помяла его, как игрушку, затем сунула в рот и принялась жевать.
Золотистый кончик слипся сосулькой, Сесилия ахнула и тряхнула головой, плавно отстранившись от дочери. Она погрозила пальцем перед неизменно любопытным носом и наморщила лоб. Назойливостью Джейн определённо пошла в отца. Ей, как и всякому ребёнку её лет, было пора тихо сопеть в подушку, но девочка, будто бы назло матери, таращила покрасневшие глаза и допытывалась, выуживая подробность за подробностью.
– Поздно, – Сесилия взглянула на часы: их стрелки неумолимо ползли по циферблату к двум ночи.
Усталость, не сумевшая сломить маленькую девочку, подкралась к моложавой женщине и накрыла её с головой. Эльфийка зевнула и потянулась, хрустнув затёкшей шеей. До её выразительных длинных ушей донёсся тихий храп: Вальтер, наевшись досыта, улёгся спать. Он заснул сном младенца под россказни своей супруги. В отличие от маленькой Йенифер, для которой и предназначались эти истории.
– Боюсь, твоему отцу с утра придётся самому корпеть над завтраком, – Сесилия блекло улыбнулась уголками губ. – Я докончу свой рассказ последней историей. Такое упорство не должно остаться без награды.
Джейн расцвела, сонный взор её прояснился, а уста приоткрылись в тихом смешке. Она улыбнулась в ответ не менее чувственно, но и подумать не могла, что за учтивой материнской улыбкой скрывалось смердящее, зреющее гнойником разочарование, смешанное с тоскливой неопределённостью.
Откуда ж крошке Йенифер было об этом знать.
– Хар’огцы… отличаются от нас. Не только тем, что кожа их подобна полотну чистого, безоблачного неба, – улёгшись, Сесилия снова подоткнула одеяло, чтобы Джейн не мёрзла в ночи и редкие сквозняки не прогоняли её сон. – Меня всегда восхищала их способность оборачиваться прекрасными созданиями, чью наружность невозможно описать словами всецело.
То было правдой. Количество глаз у причудливых существ разнилось: один хар’агнец глядел на мир тремя зеницами, другой – пятью. Чуткие и проницательные особи так вовсе могли отличиться дюжиной очей на вытянутой около-лошадиной морде. Мелкие отверстия, в которых горел янтарь, скопищем зияли на месте единых глаз. Зрачки юрко бегали, выискивая друга или врага. Было в этом взгляде что-то завораживающее и в то же время отталкивающее, внушающее страх и отвращение. Не было ясно, в какие именно глаза смотреть, так как их зачастую было много. Они рассыпались рябиновым огнём, и от их взора ничто не ускользало. Зеницы двигались хаотично и быстро, словно рой мошек, налетевший на синюю плоть. Особенность хар’огцев притягивала и влекла, но иногда было сложно сопоставлять отвратительно-прекрасную красоту их звериных обличий с тем очарованием, что скрывалось под шкурой животного.
Хрупкие, окутанные аурой
