с ней Хар’ог’зшан достигнет своего расцвета и останется в веках государством справедливых и миролюбивых существ.
**
Глава 6
Лучина, тлевшая на подоконнике, догорела; её огненный светоч, выхватывающий кусок ночного леса, грозно шумящего за окном, погас. Свеча, высившаяся на прикроватной тумбе, осела, выплакав озерцо восковых слёз, которое желтоватой коркой застыло в медном блюдце подсвечника. Её пламя плясало на обгорелом фитиле, продолжая заглатывать и пожирать его в незатейливом танце. Золотые отсветы упали на сонное лицо Сесилии. Прикрыв рот ладонью, она глубоко зевнула, полной грудью набрав воздух, и смахнула теневую кляксу со своей щеки. Изумрудные глаза от усталости и напирающей тьмы сделались цвета оливы, эльфийка пригнулась к тающей свече и дунула на неё, смахивая с фитильной нити последние искры. Они понеслись прочь, растягивая нестойкий аромат нагара и жидкого воска, ринулись на пол и исчезли, не достигнув его.
Тихое сопение слилось в унисон с хриплым мужским храпом, и это сочетание ласкало чуткий слух Сесилии лучше музыки, будь то торжественная игра на арфе или пошлое, безыскусное бряканье ритуальных барабанов в свете высокого кострища, языками бурного пламени облизывающего небосвод. Тяжёлая голова камнем рухнула на подушку, колосья волос разметались по чистой, немного похрустывающей наволочке. Сесилия не двинулась с места: от Вальтера не убудет, если одну ночь она поспит с дочерью. В материнских объятиях девочка всегда спала крепче обычного, и кошмары не тревожили её юную душу, обходя стороной.
С болью, разросшейся в сердце, представляла эльфийка, что не ровен час и Джейн снова вознамерятся отобрать. Она всё думала, думала, думала, как её невинный цветок будет расти, оставшись без своих родичей. Вороны скорбно вились над головой каждого из их семьи, выжидая, когда последний вздох вырвется из груди, а сырая земля забьёт горло.
Сесилия погладила дочку по волосам, смахнула прилипшую ко взмокшему лбу прядку и закрыла сморенные очи, заботливо прижав глубоко спящую Йенифер к себе в порыве материнской защиты. Не было в Сесилии чувств воистину искренних и настоящих, кроме любви к дитя, которое она породила.
Или это тоже происки беспрестанного убеждения и неистовой воли, навязанной обществом? Нравы и порядки, которые были так чужды, но приелись с течением лет и стали неотделимы от истины? Ложь, превращённая в правду?
Сесилия съёжилась, под сомкнутыми веками предательски зажглись слёзы. Она любила свою дочь, но совсем забыла, что значит любить себя. Её мерное дыхание прервалось жалобным всхлипом, который она поспешила подавить, заглушить внутри себя, не позволив прорваться сквозь стиснутые зубы.
Вскоре дрёма заполнила дом до краёв, полилась наружу через оконные створки и щели, скользнула под дверь, выстлав подступы к крыльцу. Только и было слышно, как храпел Вальтер, как звучали два лёгких
