вот: вода разлилась. Поскользнулся, упал…
– Проснулся, гипс, – понимающе докончил Фёдорыч. – Тут такое дело… Мы с тобой типа приятели, ты как будто ничего пацан, но… Короче: я тут недавно видел Свету Шумейко, всю в слезах, и бежала она от тебя. Так вот: ещё раз такое случится, изувечу. Ничего личного, пойми. Очень серьёзные люди просили за ней присмотреть. Настолько серьёзные, что… Ну, ты понимешь. В общем, я тебя предупредил.
Поднявшись с пола, с тряпкой наперевес, я пошёл на него.
– Ах, так ты её телохранитель. Ну так скажи ей, чтобы я её больше тут никогда не видел! Сам с ней возись! А теперь пошёл вон отсюда!
Фёдорыч усмехнулся.
– А ты рисковый чувак, лепила. Ну-ну…
Вдруг тень понимания мелькнула по его обветреной роже.
– А-а-а, так это она тебя так… Ну, значит, сам виноват, что допустил.
– Вали на хер отсюда!
Фёдорыч ещё раз довольно ухмальнулся и ушёл вперевалочку на своих кривых ногах. Так, теперь меня уволят, сто пудов. Как же, обидел местную принцессу Турандот. Интересно, денег хоть на билет хватит? За две недели работы; на самолёт вряд ли, а на поезд очень может быть. Ну и хорошо; всё к лучшему. Всё равно так больше продолжаться не могло. В этом лагере я если не физическим инвалидом стану, то психом наверняка.
Совершенно успокоившись, студент перед зеркалом промыл перекисью рану на голове. И на душе у него стало легче, даже почти весело. По радио запинающийся женский голос объявил, чтобы первый и второй отряды собирались на море; кроме вожатых, с ними предписывалось ехать старшей пионервожатой, физруку и медбрату. Пятый и шестой отряды шли в поход в лес. В четвёртом отряде проводился конкурс песни и пляски. Третий отряд был дежурным по лагерю.
С белым краснокрестовым медицинским чемоданчиком на коленях, в мокрой футболке и с небрежно перевязанной левой кистью, я скромно сидел у окна на заднем сиденьи старенького автобуса «Кубань» и ждал отправления. Чтобы не видеть постылые зелёные глаза и дурацкие рыжие косички, я нарочно сел в автобус с прилепленной к ветровому стеклу бумажкой «1-й отряд». Перехохатываясь, подначивая друг друга, в автобусе стали рассаживаться самые взрослые, пятнадцати-шестнадцатилетние, дети: два-три парня были повыше меня, у иных под носом уже чернели пробивающиеся усы; у половины девчонок были такие бюсты, что то и дело невольно тянуло облизнуться. Остальная часть отряда на вид были совершенные дети. Вошла и тут же одарила меня ослепительной улыбкой пловчиха Надя; вчера у её напарницы был выходной, сегодня у неё. Она решила не ехать в Никитский ботанический или в Ласточкино Гнездо, как большинство других выходных вожатых, а прошвырнуться на пляж; имела полное право. Подойдя ко мне, Надежда протянула мне вырванный из тетради в клеточку листок.
– Прочти. Сегодня дежурные нашли при уборке мальчишеской спальни, отдали мне.
Я кивнул, взял листок.
– Что с рукой? –
