начал работать в бейсбольном клубе вместе с Мартином Диигом, который в то время руководил сборной командой Мексики. Частые переезды отнимали уйму времени, и для революционной борьбы его оставалось очень мало».
Ньико понимал, что главное сейчас – не потерять перспективу борьбы за свержение Батисты, не дать себе раствориться в гуще разношерстной кубинской эмиграции, увлекшись решением повседневных задач, даже если они кажутся полезными для общего дела. Стало известно, что контактов с монкадистами ищут бежавшие с Кубы после переворота известные в стране политиканы. И среди них – не кто-нибудь, а сам экс-президент Прио Сокаррас, изображающий из себя жертву военного переворота, а на деле вместе со своими приспешниками из партии аутентиков проложивший дорогу к этому перевороту. Тогда он не только сам не оказал никакого сопротивления, но даже не пожелал воспользоваться предложенной защитой. Самая организованная в то время молодежная сила Гаваны, Федерация университетских студентов, требовала дать ей оружие, чтобы можно было в тот же день, 10 марта 1952 года, вышвырнуть Батисту из захваченного им Президентского дворца. Студенты хотели вернуть туда Прио, который в глазах вовлеченного в избирательную кампанию общества оставался законно избранным президентом. Но он и пальцем не шевельнул, чтобы удовлетворить требование студентов.
И вот теперь этот Прио был не прочь вернуть себе президентское кресло. Он хотел, чтобы именно монкадисты расчистили ему путь к власти. Прио готов был вступить с ними в переговоры, обещал их «вооружить» и вообще «действовать с монкадистами заодно». Но Фиделя не так просто обмануть. Ньико вспоминал мудрую пословицу: «El pez viejo no muerde el anzuelo» (русский аналог – «Старого воробья на мякине не проведешь»). И сама личность Прио, и его психология видны как на ладони. Предвидя неизбежность этих шагов экс-президента, Фидель требовал от своих соратников непреклонности. Отсюда и его категоричность в письме: «предпочтительнее, чтобы вы шли одни, высоко неся наше знамя, до тех пор, пока его не подхватят те славные ребята, которые, находясь в данный момент в заключении, готовят себя к открытой борьбе».
Однако не все было так просто. Ситуацию усугубляли правые ортодоксы, с которыми монкадисты, находившиеся на левом фланге этой партии, формально еще не порвали. И именно эти правые, фактически вставшие после смерти Эдуардо Чибаса у руля партии ортодоксов, склонны были к единению с аутентиками Прио. Изображали себя не иначе как «жертвами» режима, установленного Батистой. Стараясь завуалировать ясную цель – загрести жар чужими руками и вернуться к власти, – они стремились лишь к тому, чтобы расширить свою социальную базу за счет монкадистов. Политические программы правых ортодоксов не имели ничего общего с интересами тех, на кого они намеревались опереться.
Однако на данном этапе открытый разрыв с правыми, по мнению Фиделя, был бы преждевременным. Поэтому от находившихся на свободе монкадистов требовались решительность
