посмотрел сквозь меня и годы.
– Ждешь и себе индульгенцию? Не воспитывай, да?
– А чего мне! Я не воспитатель. Я мастер смены галсов.
– Это кто тебе сказал?
– Это я тебе говорю. Вот вернусь из кругосветки, там и буду кумекать.
– Кумекать он будет! – сообщил в потолок Баранов. – Из кругосветки прежде, чем воротиться, между прочим, надо в неё, Ваня, еще отправиться.
– Ну молодцы! Как сговорились! С двух сторон!
– Даже так? – сказал Баранов. – И кто это?
– Да есть тут один. Подстать тебе. В том смысле, что взятки с вас гладки.
Дар Событий к нам даже не заглянул.
А Баранов не стал особо на меня отвлекаться; он лишь заметил, что семья, по нему, это, знай, такой вид особой деятельности…
– А не приют, брат, для лодырей. Понимаешь? Нет… Причем деятельность эта, как легко догадаться, требует, ё, постоянных усилий и неотступного внимания.
– Не парься, брат, – сказал я. – У меня по теории «отлично».
– То бишь, иными словами, – сказал Баранов, – не терпит, понимаешь, ячейка общества никакой дискретности.
Я кивнул.
– Так вот, брат, претензий к дядьке нет как нет, однако ж фамильные секреты мастерства по прямой от отца к сыну, прошу понять, поминай, как звали. Унес с собою дед в могилу. Правильно? Что тут делать будешь?
– Не знаю.
– О! – сказал Баранов. – Он и Акилину обучать взялся.
– Кто?
– Да дядька ж. Адам Косоваров.
– Почему Адам?
– Не вредничай.
– А Акилина, прости, кто?
– Тётка моя.
– Так как же дядька тётку мог мастерству обучать? Они ж в одном возрасте?
– Жопа, – сказал мне Баранов. – Дядька чей? О! Папин дядька. Двоюродный. Дед он мне троюродный, понимаешь?
– А ты?
– Я понимаю. Он моему деду, папиному отцу, был братом. Двоюродным. Понимаешь? Потому его сыну, сыну деда моего …
Баранов задумался.
– Сыну деда твоего? – переспросил я.
Баранов мрачно кивнул. Он уставился в клеёнку, а на ней, между прочим, красовались у меня не фиалки с утками, и даже не профили основоположников марксизма-ленинизма, а оттиснут на ней был в гексаколоре самый что ни на есть кондовый меандр,[11] весь в квадратах расквадратовых и в барашках разбарашковых друг за дружкой, в две манеры бок о бок, и если позволить себе им, меандром, и ими, манерами, увлечься, то можно и не вынырнуть. Я спросил осторожно:
– Отцу твоему, что ли?
– Ну да! – вынырнул Баранов. – Папе! Правильно. Он уже, видишь, приходился ему, получается, папе моему, троюродным дядькой.
– С какой такой радости?
– Ну, не важно.
– А тётка?
– А тётка? Она моя тётка. Сестра папина и Никиты. Ну, дошло?
– Родная, что ли?
– Родней
Меандр – древнегреческий орнамент из непрерывной кривой или ломаной под прямым углом линии, образующей ряд спиралей.
