был второй путь, принесший поначалу нужный результат и в общем-то приемлемый в тех условиях, если рассматривать эти действия как временные и тактические. На этой стадии также оставался выбор – расценить принимаемые меры как разовые, вместо которых должны включиться экономические (рыночные) механизмы, или увидеть в них фундаментальные черты новой экономики. Именно к последнему выводу и пришли руководители правительства, что несколько позднее оформилось и нагляднее всего проявилось в концепции, согласно которой советская власть должна противопоставить монополизму своих (государственных) трестов политику административного снижения цен, что якобы будет побуждать их к снижению издержек, то есть приводить к тем же результатам, к которым при капитализме приводит конкуренция. Нетрудно заметить, что такое решение является прямым порождением идеологических стереотипов «единой фабрики», объединяющей «цеха» в гигантскую монополию и одновременно желающую сохранить жесткий иерархический темп внутренних связей, оградить себя от монополизма «цехов».
С этого времени происходит угасание нэпа и начинает возрастать роль Госплана как органа, генетически восходящего к логике военного коммунизма. Действительно, экономические последствия такой политики достаточно очевидны, да они и не замедлили сказаться в течение ближайших полутора лет. В стране начал обостряться товарный дефицит. Но это была уже не физическая нехватка продуктов (что, правда, тоже имело место), но, прежде всего, – экономический феномен превышения платежеспособного спроса над товарным покрытием, еще более дестабилизировавшего ситуацию. Встав на путь административного регулирования хозяйственных процессов, правительство продолжало и далее действовать в этой логике. Встала задача, во-первых, строго регулировать (распределять) материальные потоки, причем финансовая сторона регулирования в этих условиях уходит в тень, начиная играть пассивную роль обслуживания товарно-материальных операций. Во-вторых, и это следует из первого, объективно появляется потребность в едином, то есть охватывающем всю «единую фабрику», плане, не только регулирующем, но и определяющем основные производственные параметры «цехов». Возникает старый призрак плана-расписания.
Разумеется, все это не проявилось сразу. Речь идет о тенденции, но тенденции, прослеживающейся более чем отчетливо. Хотя против идеи плана-расписания выступали многие ведущие сотрудники Госплана, именно в его деятельности она проявилась прежде всего. Мы имеем в виду первый опыт планового документа, охватывавшего хозяйство всей страны – контрольные цифры на 1925/1926 год.
Одновременно, параллельно с борьбой общеэкономических ведомств, выкристаллизовывается два понимания важнейших задач народнохозяйственного планирования и, по сути дела, формы плана.
В дискуссии столкнулись два качественно различных понимания плана. С одной стороны, Н.Д. Кондратьев фактически видел
