равновесного движения к намеченным целям являются предпосылками такого согласования интересов, которое, в свою очередь, становится основным фактором, обеспечивающим бескризисное развитие общества.
Собственно, признание этого пункта было принципиальным в идеологии и концепции нэпа, и отказ от экономического подхода означал бы и выход за рамки нэпа. Это понимали многие экономисты. Н.Д. Кондратьев напрямую связывал принятие необоснованного плана, и тем более
превращение его в директиву, с возможностью весьма драматических последствий. Подчеркивая, что предложенная Госпланом концепция не дает эффективного решения задач индустриализации и реконструкции, он считал ее не только теоретически спорной, но и практически опасной. «Опасность ее вытекает из того, что она обрекает народное хозяйство на путь явных и глубоких кризисов»[95]. Возможно, в этом выводе содержалось осознание опасности выхода из надвигающегося кризиса внеэкономическими методами. И когда вскоре, уже на рубеже 1927–1928 годов, кризис отчетливо проявился, был действительно взят курс на преодоление его на путях внеэкономического принуждения к труду и существенного снижения потребления широких народных масс (вплоть до голода в деревне, мотивируемого потребностями экспорта для индустриализации, то есть для выполнения все тех же плановых директив).
Разумеется, было бы неправильно непосредственно выводить сам слом нэпа из госплановской концепции первой пятилетки. Но связь между ними несомненна. В проекте плана был сделан серьезный шаг к укреплению административной модели хозяйствования. Административно-принудительный фактор под видом «воли пролетариата» занял, по сути дела, решающее положение в обосновании перспектив хозяйственного роста. Пятилетний план и «великий перелом» идеологически связаны, хотя авторы проекта вряд ли могли думать о тех чудовищных последствиях и поворотах, которые вскоре произойдут в стране.
Первые залпы на плановом фронте: Госплан и Наркомфин в 1922–1925 годах[96]
Уходит в прошлое целая историческая эпоха. Коммунистический эксперимент, кажется, завершился, а его критический анализ постепенно перемещается из сферы публицистики в область научных исследований. Здесь иная система ценностей, и на передний план выходят не задачи разоблачения тоталитаризма и отдельных его вождей, не сама по себе демонстрация преступлений и ошибок тех лет, а тщательный анализ конкретных инструментов и механизмов, объективных тенденций и человеческих поступков, переплетение которых формировало и поддерживало господствовавший более семи десятилетий режим. Требуются профессиональные изыскания, имеющие, кстати, не только историко-познавательную ценность – общество ведь склонно по прошествии некоторого времени возвращаться к старым (лишь несколько изменившим свой облик) иллюзиям, заблуждениям и ошибкам. В значительной
Опубликовано в: Свободная мысль. 1992. № 3.
