араба, у которого на лице было написано, что он не прочь потратить деньги, позвякивавшие в кошельке.
– Ты, сын ишака, как ты можешь обманывать этого достойного господина! – кричал один торговец другому. – О, господин, не слушайте его! Он хочет вас обмануть, поверьте, вот это ожерелье сделал мой отец, знаменитый на всю Сирию мастер! Лучшего подарка для своей любимой супруги вы не найдете!
– Господин, он вам нагло лжет! – не сдавался конкурент. – Как ты можешь лгать покупателю, Ибрагим? Как тебе не совестно? Ты хочешь продать ему ожерелье, которое сделал твой блудливый отец после трех кальянов с гашишем?
Покупатель стоял, слушал спор и забавлялся: он выбирал, а когда выберет, то начнет торг – тоже особое искусство и удовольствие. Впрочем, как рассказал Фарид, иногда спор заканчивается плохо: не сошедшиеся во мнениях торговцы, или лавочник с покупателем, расходятся, заплевав друг другу лица, и даже иногда хватаются за оружие. С кинжалами на поясе здесь ходили, кажется, абсолютно все мужчины: от мальчика двенадцати лет и до столетнего старца.
– Да, здесь горячий народ, – усмехнулся Алимов. – Но, конечно, и у нас бывает, что мужики морды друг другу бьют.
Злате казалось, что впечатления сейчас переполнят ее всю, и места больше не останется – но место по-прежнему оставалось, и она готова была бродить по улочкам до бесконечности. Однако Петр Евгеньевич два часа спустя устал, Тимофей тоже выглядел немного запуганным и ошалевшим, и было решено возвращаться в гостиницу. Злата почти ничего не купила себе, успеется еще, на сегодня достаточно впечатлений – теперь базарная суета ей всю ночь будет сниться!
Фарид проводил их до того места, где базар плавно переходил в обычную улицу, и спросил, нужно ли провести до гостиницы. Петр Евгеньевич отказался: идти было не очень далеко. Буджибба снова поклонился, сверкнул улыбкой и, уговорившись с Алимовым о времени следующей встречи, удалился.
– Хороший человек, – сказал папенька, когда проводник ушел. – Не зря его рекомендовали.
Они медленно пошли по улице, Тимофей плелся за ними, что-то бормоча себе под нос. Камердинер Алимова явно не одобрял сумасшедших хозяев, завезших его в дикую страну, где полно мошенников и безумцев, без конца хватающихся за ножи.
Злата молчала, только улыбалась: впечатлений было столько, что не осталось сил о них говорить. Может быть, вечером, за ужином, или вовсе завтра. Она ничего не купила на базаре, но девушке казалось, что она идет домой с руками, полными покупок. Что это за приобретения, что она вынесла из сегодняшней прогулки по сердцу Дамаска, Злата и сама еще не знала. Вот придет домой, развернет, и тогда, может быть, станет ясно…
Петр Евгеньевич замешкался на углу – этой дорогой они не ходили, но направление было правильным, и отец решительно свернул в совсем узкий переулок.
