на чужие угодья необходимы для развития риторики.
Миф составляет риторическую основу архетипической психологии. Первопроходцами в этой области были Фрейд, Юнг и Кассирер (Avens, 1980). Сюда, разумеется, необходимо отнести и традицию мифологического мышления, восходящую через романтиков и Вико к Платону. Стремление использовать мифические рассказы в качестве психологического языка позволяет определить место психологии в культуре образного мышления. Кроме того, мифы сами являются метафорами (или, как сказал Вико, «метафора – это миф [фабула] в сжатом виде» – Vico, 1968, II, 2). Поэтому, используя мифы в качестве риторической основы, архетипическая психология находит опору в фантазии, которую не следует понимать исторически, физически или буквально. Даже в тех случаях, когда возвращение к мифологии считается единственной, общей для всех «архетипистов» особенностью, сами мифы рассматриваются как метафоры, но не как трансцендентальная метафизика, категориями которой являются божественные фигуры. Как отметил Хиллман (Hillman, 1979а): «Мифы не обосновывают, они открывают». Роль мифа в архетипической психологии состоит не в том, чтобы дать исчерпывающий перечень возможных видов поведения или очертить формы трансперсональных энергий (в неоплатоническом смысле), а в том, чтобы открыть проблемы жизни для трансперсонального исследования на основе культуры творческого воображения. Благодаря этому мы видим, как наша обыденная жизнь погружается в драматическую и миротворящую жизнь мифических персонажей и облагораживается ею (Bedford, 1981). Изучение мифологии позволяет рассматривать события на фоне их мифической основы. Более важным, однако, представляется то, что изучение мифологии позволяет нам воспринимать и переживать жизнь души мифологически.
5. Душа, метафора и фантазия
Философская проблема метода «определения души» или ее логоса (Christou, 1963) в первую очередь должна рассматриваться как психологический феномен, возникающий на основе стремления души к самопознанию, феномен, который может найти полное удовлетворение в рамках своей собственной конституции – в образах. Поэтому логос души, т. е. правдивый рассказ о ней, непременно окажется образным, многократно метафорическим «отчетом» или подробным метафорическим описанием (Corbin, 1979, p. 43).
Вышеприведенное утверждение, что «первичной метафорой психологии должна быть душа» преследует двойную цель: а) установить природу души с помощью ее собственного (метафорического) языка и б) признать, что все психологические утверждения, касающиеся души, являются метафорами. Таким образом, понятие души как метафоры выходит за пределы проблемы способа «определения души» и позволяет ей вести рассказ о себе так, чтобы не было необходимости в определении, но лишь сохранялась возможность предстать в воображении. В этом случае метафора выполняет психологическую функцию: она перестает быть только «риторической фигурой» и становится инструментом созидания души,
