жалостью, как будто такой человек, как я, давным-давно должен был выучить правила игры. Наши плечи сталкиваются в узком пространстве под столом.
– Мы могли бы работать вместе и все такое, но тебя будут звать «мама».
– Почему?
Он закатывает глаза.
– Потому что ты и есть мама, – отвечает Натаниэль.
– Натаниэль! – окликаю я, слегка заливаясь румянцем. Это же не грех, верно, не контролировать собственного ребенка? – Простите, отче, – говорю я, широко распахивая дверь, чтобы впустить визитера. – Он… в последнее время настороженно относится к гостям. Вчера, когда пришли с почты, мне понадобился целый час, чтобы найти, где он прячется.
Отец Шишинский улыбается.
– Говорил я себе, что следует сперва позвонить, а не сваливаться как снег на голову.
– Ой нет! Нет. Очень приятно, что вы пришли.
Это ложь. Я понятия не имею, что делать в своем доме со священником. Угостить его печеньем? Пивом? Извиниться за все пропущенные воскресные службы? Признаться, что изначально солгала?
– Это часть моей работы, – отвечает священник, поправляя воротничок. – По пятницам у меня одна забота – слушать разговоры на собраниях женского профсоюза.
– В качестве подработки?
– Скорее это бремя, которое необходимо нести, – улыбается священник.
Он устраивается на диване в гостиной. На отце Шишинском модные кроссовки для занятия бегом. Он бегает половину местной марафонской дистанции; часы его приема указаны на доске информации, рядом с коробкой, куда опускают молитвы-прощения о страждущих. Там висит его фотография: на ней он худощавый и подтянутый, без своего воротничка, пересекает финишную черту – на этом снимке он совершенно не похож на священника, обычный человек. Ему идет шестой десяток, но он выглядит лет на десять моложе. Однажды я слышала, как он рассказывал, что хотел заключить с нечистым договор о вечной молодости, но не смог найти его номер в телефонной книги епархии.
Интересно, какая пронырливая сплетница из церкви уже нашептала о нас священнику?
– Нам на занятиях в воскресной школе не хватает Натаниэля, – говорит он.
Он ведет себя безукоризненно вежливо. Если уж говорить откровенно, он мог бы сказать, что за год на доброй половине занятий в воскресной школе не хватало Натаниэля – поскольку мы нерегулярно ходим на службу. И тем не менее я знаю, что Натаниэлю нравится разукрашивать картинки на первом этаже церкви, пока идет основная служба. А особенно ему нравится, когда после службы отец Шишинский читает детям главы из толстой старой иллюстрированной детской Библии, пока остальные прихожане наверху угощаются кофе. Он садится прямо на пол в окружении детей и, по словам Натаниэля, показывает наводнения, чуму и другие предсказания.
– Знаю, о чем вы думаете, – говорит отец Шишинский.
– Правда?
Он кивает:
– Что в нашем две тысячи первом году уже устарела вера в то, что церковь занимает значительное место в жизни человека, что во времена,
