называли леди Бакстед «толстухой» и «базарной торговкой», но подобные эпитеты были неприменимы к миссис Донтри – созданию исключительной хрупкости, которая сносила все обрушившиеся на нее невзгоды со стойкостью, достойной всяческого уважения. В девичестве она была признанной красавицей, но склонность ко всякого рода недомоганиям убедила ее в том, что здоровье у нее слабое, и вскоре после замужества она принялась (как съязвили на сей счет леди Джевингтон и леди Бакстед) «пичкать себя всякой гадостью». Преждевременная кончина супруга окончательно подорвала ее самочувствие: с ней начали случаться нервические припадки, и она пустилась во все тяжкие, назначая себе столь изнурительные диеты и снадобья (например, сыворотку козьего молока для лечения чахотки, каковой у нее не было и в помине), что вскоре превратилась в тень себя прежней. К сорока годам она сочла себя полным инвалидом и, в отсутствие иных увеселений, предпочитала проводить дни, грациозно возлежа на софе и принимая услуги приживалки, бедной родственницы. Столик рядом с ней ломился от флакончиков и пузырьков, содержащих коричную воду, валериану, капли асафетиды[5], камфарную настойку лаванды и прочие всевозможные укрепляющие и успокаивающие средства, которые рекомендовали ей друзья или изготовители. В отличие от леди Бакстед, она не страдала ни скаредностью, ни сварливостью. Разговаривала она слабым и печальным голосом, который, если ей противоречили, становился лишь еще слабее и утомленнее, и готова была истратить состояние как на свои нужды, так и на потребы собственных детей. К несчастью, вдовья часть ее наследства (которую леди Джевингтон и Бакстед злорадно именовали «некоторым достатком») была не настолько велика, чтобы она могла жить так, как, по ее словам, привыкла, не прибегая к жесткой экономии; а поскольку слабое здоровье не позволяло ей овладеть этим искусством, она неизменно влезала в долги. Вот уже долгие годы она получала вспомоществование от Альверстока и, Господь свидетель, страстно желала стать независимой от его щедрости, но при этом была уверена в том, что, раз ее привлекательный сынуля был его наследником, то маркиз обязан содержать и двух других ее дочерей.
Поскольку старшей из них, мисс Хлое Донтри, семнадцать должно было сравняться лишь через несколько недель, миссис Донтри не особо задумывалась над тем, как представить дочь в обществе, пока не узнала через десятые руки, что Альверсток планирует дать грандиозный бал в честь мисс Джейн Бакстед. Может, она и была слабой женщиной, но для защиты своих ненаглядных детей, по ее же собственным словам, готова была превратиться в тигрицу. Именно в этом качестве она и предстала перед Альверстоком, вооружившись своим самым сильным оружием: флаконом с нюхательной солью.
Она не стала выдвигать никаких требований – это было не в ее обычае. Когда он вошел в залу, она направилась к нему, кутаясь в шали и накидки и протягивая ему обе руки, облаченные в перчатки из бледно-лиловой лайки.
– Дорогой Альверсток! –
Растительная (камедистая) смола, используемая в медицине.
