увещевающий спич, прежде чем потребовать у него объяснения, что за ерунду он несет.
– Получить больше удовольствия на нищенском балу здесь, куда нельзя пригласить более пятидесяти гостей, или совершить первый выход в Альверсток-Хаус? Должно быть, ты окончательно спятил! – заявила она его светлости. – Это будет самое убогое и унылое зрелище, или ты не знаешь матушку? Но если бал даст мой дядя, только представь, сколь он будет великолепен! Сотни гостей, и все – важные персоны, цвет общества! Лобстеры, заливная рыба, пирожные со взбитыми сливками…
– И все приглашены на бал? – с тяжеловесным чувством юмора осведомился Карлтон.
– И шампанское! – встряла Джейн, не обращая на брата внимания. – А я буду стоять на верхней площадке широкой лестницы, с матушкой и своим дядей, в белом атласном платье, отороченном бутонами роз, под розовой вуалью и с венком!
От столь прекрасного видения слезы навернулись у нее на глаза, но слова ее не вызвали особого энтузиазма ни у Карлтона, ни у Марии. Последняя возразила, что со своими веснушками и волосами песочного цвета она будет похожа на настоящее пугало, а Карлтон сказал, что его беспокоит, отчего сестры придают такое значение дешевой мишуре и показному блеску. Ни одна из девушек не удостоила его ответом; но когда он добавил, что лично он весьма доволен тем, что Альверсток отказался устраивать бал, то обе сестры пришли в ярость, совсем как их мать, причем оказались гораздо более многословными. Посему он почел за благо удалиться, предоставив сестрам возмущаться и негодовать из-за его приземленности, ссориться по поводу бутонов роз и розовой вуалетки и сойтись на том, что, хотя дядя их заслуживает всяческого порицания, виновата в этом именно мама, которая наверняка разозлила его, в чем обе юные дамы нисколько не сомневались.
Глава 2
Когда маркиз некоторое время спустя вошел в свой дом, первым, что бросилось ему в глаза, было письмо, лежавшее на украшенном золоченой бронзой столике эбенового дерева и стоявшем в простенке между двумя окнами. Адрес на нем был написан крупными и летящими буквами с завитушками, а бледно-лиловая сургучная печать, запечатывающая его, осталась нетронутой, поскольку мистер Чарльз Тревор, вышколенный секретарь маркиза, с первого взгляда распознал, что пришло оно от одной из тех хрупких красоток, что временно завладела рассеянным и переменчивым вниманием его светлости. Передав склонившемуся в поклоне слуге шляпу, перчатки и пальто для верховой езды с многочисленными пелеринами, что привели в такой восторг мисс Китти Бакстед, он взял письмо и прошел с ним в библиотеку. Едва он сломал печать и развернул сложенный в несколько раз листок, как его взыскательный нюх атаковал аромат серой амбры. На лице маркиза отразилось отвращение; отставив письмо на вытянутую руку, он извлек из кармашка свой монокль. Вооружившись им, он небрежно пробежал письмо глазами, после чего отправил его в огонь. Фанни, решил он, прискучила ему окончательно. Очаровательное создание, подобно многим девицам, полагавшим
