безнаказанно совершать с тобой всё, и здесь по-прежнему обольщала забота, а отнюдь не эгоцентричность и чрезмерная строгость. Она обожала контрастность заботы на фоне возможной в таких случаях тирании. Тут, бывало, выдумывались целые киноленты, где и любовь, и все сопутствующие страсти. Сложно завёрнуто: об этом можно фантазировать часами, получая приятные эмоции, а можно ужесточить на пару мгновений и возбудиться. Так, на выходе она получила пропорцию из добрых и злых фантазий – одни для души, другие для тела. С мужчиной, в этом смысле, она, словно хотела быть маленькой девочкой в жизни, а в постели – похотливой сучкой, которую можно не только «взять», но и взять силой, унизить физическим или моральным.
Правда у каждого своя, и переламывая одного, другой всегда эгоцентричен, а прикрывая это благом ещё и подл. Тут работает кто сильнее, тот и прав – это дико и низко. Она понимала: не уважающий женщину о ней не заботится. Тот, кто позволяет себе насилие, далёк от любви, и даже от меры – бережного отношения тут не жди. Нет никакого «добра в зле». Нет истинного насилия во благо – не тому, над кем оно свершается. Вершат его злые, подлые люди – от таких рыдают и в жизни, и в постели.
«Может, самым восприимчивым, застенчивым и гордым даётся возможность получать от унижения сексуальное удовольствие, чтобы они не сошли с ума» – думала она. Это не правда. От настоящего унижения нет ни морального, ни физического удовольствия. Только страшно, обидно и горько. Так что, ни от чего дурного такая особенность не хранит. Она выращивает искажённое видение жизни, и в здравом уме оно становится сказкой на ночь – чувственным вздохом на чувственные места.
В фантазии бесправность представлялась настоящей, а подчинение вынужденным в силу бесправности; в «злой» фантазии бывали и плохие персонажи, там редко изображалось какое-либо возбуждение от мук, оно возникало наяву – от этой самой фантазии. Окажись она и в самом деле пленницей, так повесилась бы, а унижай её, к примеру, школьный учитель, явно не возбудилась бы – это понятно. Было сложно представить, как может её сексуальная особенность сочетаться с иными качествами – гордостью, ранимостью, вспыльчивостью и отвращением к насилию. Привыкшая к фантазиям, она воспринимала их как сон. Думалось, они ничего не меняют: она будет искать парня, исходя из своих жизненных ценностей. Она мечтала о настоящей любви, о парне с чистым взором, которому веришь, знаешь, что не будешь предана: ни в болезни, ни в беде. Даже не зная о культуре БДСМ, она понимала, что ей нужен девиант – такой же, как и она сама. Не злодей, а хороший человек, в её понимании, по крайней мере.
Задумавшись над этим, она прочла несколько статей. Верхние, инструктируя по таким отношениям, всё твердили «нижняя» и «делайте с ней вот так»; нижние, в свою очередь, писали как быть с верхним. Создавалось впечатление, будто верх и низ – не люди вовсе, а что-то вроде масти лошадей, и чтобы решить вопрос отношения
