никому не нужной и совершенно несчастной.
С этого дня она стала покорной пленницей. Атли не слишком докучал ей, и Эмма была признательна ему за это. Младший брат был всегда занят, но вечерами находил время навестить девушку.
В первые же дни ее пребывания в Руане Ролло, как и обещал, представил ее епископу Франкону. Тот чем-то напомнил Эмме ее наставника отца Радона – такой же рослый, тучный, с темными живыми глазами. Однако если лесной аббат был больше похож на простолюдина, каким и был по рождению, то во Франконе Руанском с первого взгляда угадывался потомок старинного галльского рода – это проявлялось и в манере держаться, и даже в пристрастии к обильным трапезам.
– Тебе не стоит падать духом, – заявил ей достойный прелат, перебирая аметистовые бусины четок удивительно подвижными и тонкими для его внушительной фигуры пальцами. – Я справлялся о тебе у норманнских братьев. – Так он именовал Ролло и Атли. – Жизни твоей ничего не угрожает. Более того, Роллон обещал франкскому герцогу, что ты будешь жить в обстановке, подобающей твоему происхождению.
– О да! – усмехнулась Эмма. – А сообщил ли норманн моему сиятельному дядюшке, что желает уложить меня на супружеское ложе к своему хворому братцу?
Епископ удивленно поднял тонкие подкрашенные брови.
– А разве ты еще не делишь с ним ложе?
И, увидев, как возмущенно вспыхнули глаза девушки, усмехнулся:
– Значит, Атли не так уж много требует от тебя. Что же тогда тебя не устраивает?
Эмма мрачно смотрела перед собой.
– Никому до меня нет дела, – грустно проговорила она. – Даже для дяди я стала всего лишь разменной монетой в его игре. Поэтому единственное, о чем я хочу попросить вас, преподобный отец, – это позволить мне удалиться в одну из Христовых обителей.
Епископ Франкон пожевал пухлыми губами.
– Не скрою, дитя мое, правитель Нормандии Роллон наделил меня кое-какими полномочиями в отношении моей паствы. Однако вряд ли он позволит мне взять под свое покровительство такой неслыханный трофей, как франкская принцесса, в чьих жилах течет кровь Робертинов и Каролингов.
– Но ведь для всех я всего лишь безымянная пленница! – горячо возразила Эмма, поднося сжатые кулачки к лицу.
– У каждого из нас свой крест, – спокойно произнес Франкон. – Я постоянно вынужден идти на уступки язычникам… Что же касается твоих цепей… Дитя мое – ведь и Спаситель побывал в оковах, а мы почитаем себя его последователями. Твой удел весьма высок. Подумай, Эмма, послужить залогом мира – великая честь. Поэтому не ропщи, укрепи сердце и гордись своей участью.
Эмма фыркнула, попыталась сказать что-то еще, но промолчала. Епископ улыбнулся:
– К тому же я взял бы грех на душу, если бы благословил тебя стать Христовой невестой. У тех, кто готов удалиться от мирской суеты, не должно быть такого яркого блеска в глазах и манеры столь горделиво вскидывать
