мы были свидетелями, и решения, которые я принял. Я также назвал имя господина де Пейрака, дабы пролить на все яркий свет и дабы его величество мог разрешить вопрос, зная все детали.
– Не преждевременно ли было называть королю его имя? – воскликнул Обур де Лоншан.
Господин Магри де Сен-Шамон кашлянул и, не глядя на графа де Пейрака, обратился к нему:
– Нам говорили, сударь, что именно вы стали зачинщиком бунта в Аквитании лет пятнадцать назад, который причинил королю немало хлопот. Это правда?
– Какая провинция не восставала во время этого царствования? – нисколько не смутившись, парировал граф.
Он встал, внимательно вглядываясь в лица присутствующих.
– Не являемся ли все мы, здесь собравшиеся, более или менее жертвами немилости короля? – вопросил он. – Немилости, которую, как мы знаем, мы не искали и не заслужили. Но нам приходится ее терпеть, потому что не всем удается, не пострадав, выйти из конвульсий нашей эпохи, вызванных ошибками иных людей. Когда король был еще отроком, против него восстали знатные сеньоры королевства, в основном его родственники, например его собственный дядя Гастон Орлеанский, брат его отца Людовика Тринадцатого. Так не будем же удивляться тому, что он стал относиться с глубоким недоверием к знати из провинций. Ему казалось, правильно или нет, что те, кто их возглавлял, представляли угрозу его трону и единству Франции. Как и многие другие, я на себе испытал тяжесть этого недоверия, хотя, как вы можете и сами понять, во времена Фронды я был еще очень молод и просто не мог участвовать в заговорах. Лишь позднее в Аквитании начался мятеж, связанный с учиненной против меня несправедливостью. Не я стоял во главе этого мятежа. Мятежники, желая сохранить мне верность, выбрали ложный путь. Но оставим в стороне эту историю и не будем преувеличивать ее значение. Времена изменились. Кардинал Мазарини, наставлявший короля во времена его юности и помогший ему выйти победителем в борьбе с Фрондой, был первым министром. Но ныне король правит один.[9] Никто не оспаривает его власть. И мы видим, что в Версале, осыпанные милостями и должностями, его окружают многие из тех, кто когда-то поднимал против него вооруженные мятежи. Ибо король забывает то, что он хочет забыть, и порой даже то, что, казалось бы, забыть невозможно.
Анжелика поразилась ловкости, с которой Жоффрей де Пейрак провел свою защиту, так что все присутствующие почувствовали смущение оттого, что потребовали у него отчета.
Он подчеркнул очевидный факт, сыгравший важную роль в судьбе присутствующих, – великодушие короля. Все знали, что король не знает удержу ни в щедрости, ни в злопамятности. Если он хотел миловать, то забывал все обиды и осыпал почестями тех, кто прежде подвергся опале.
Глядя на этого дворянина, в костюме из красного бархата, со сверкающей на груди бриллиантовой звездой, который говорил властно и в то же время сдержанно, собравшиеся понимали, что Жоффрей де Пейрак последний из тех владетельных сеньоров, с которых король
После смерти Мазарини Людовик XIV решил никого не назначать на его место. Он стал править единолично.
