глаза-щелки маслянисто поблескивали, губы раздвинулись, обнажив зияющие прорехи вместо коренных зубов. Почему-то запахло тухлым мясом.
– Гена… Я… У меня был выпускной… – залепетала Таня.
– А сейчас впускной, – хохотнул Генка и одним рывком содрал с нее одеяло. – Будешь орать – убью.
Таня не крикнула и даже не стала сопротивляться. Все свои усилия она приложила, чтобы остановить подступающую тошноту. Когда отчим липкими губами прикрыл ей рот, Таня поняла, что не выдержит. Из последних сил она толкнула мохнатую грудь, выскользнула из-под потного тела и наклонилась. Ее вырвало прямо на пол.
– Бля… – выругался отчим.
Таня со страхом повернула голову. В его глазах она увидела презрение. Инстинкт хранящей целомудрие молодой самки подсказал ей, что она должна выглядеть как можно отвратительней. Она опять наклонилась и на этот раз сымитировала приступ рвоты.
– Грязная скотина, мразь, с… – прошипел Генка и, схватив комом валявшуюся на полу одежду, выскочил из комнаты.
Вскоре Таня услышала звук захлопывающейся входной двери.
Генки не было весь день, не пришел он и вечером, когда мать вернулась с работы. Все это время Таня думала, как строить свою жизнь дальше. Под одной крышей с Генкой оставаться она не могла. Но и рассказывать матери, что он пытался ее изнасиловать, не имело смысла. Таня знала, что во всем мать обвинит ее. «Сучка не хочет – кобель не вскочет», – говорила она, одной фразой определяя все отношения между полами.
Генка вернулся около одиннадцати. Таня с матерью сидели на кухне и ужинали.
–Есть будешь? – спокойно спросила мать, как будто не заметила его позднего возвращения.
– Давай.
Он шумно отодвинул табурет и тяжело сел, положив перед собой руки. Ладони были обветренными, под ногтями – черная кайма.
– Хоть руки вымой, – буркнула Таня, торопливо допивая чай.
Генка поднял голову. Его глаза были похожи на маленькие зеркальца, холодные и потускневшие от времени. Таня целый день готовила себя к встрече с отчимом, репетировала надменный, полный презрения взгляд. Но ее приготовления пропали втуне. Генка, казалось, ничего вокруг себя не замечал. Отчим выглядел каким-то помятым, его обычно прямая спина округлилась, как у старика, под подбородком образовалась складка.
– Ты это че как пришибленный? – Мать даже остановилась, не донеся до стола тарелку, наполненную макаронами. – И не пьяный. У тебя, вроде, выходной. Че случилось, колись.
– В командировку посылают, – как-то слишком спокойно сказал он.
– Бля… – мать от неожиданности чуть не опрокинула тарелку. – На сколь?
Она осторожно села на видавший виды стул и поставила перед собой тарелку.
– Три месяца. – Отчим пододвинул тарелку к себе и сосредоточенно стал нанизывать макароны на вилку.
– Вытерплю, – сказала мать и, нашарив в фартуке пачку, вынула сигарету.
