и непосредственно ракетчиков, по которому передавалась в родственно-правительственное ухо информация об успехах ракетчиков и хоть прямо, хоть косвенно внушались мысли о желательности опробовать эффективность их достижений. Тем более что, как мы знаем, за всякой такой пробой у нас следовал звездопад – званий, орденов, премий. Н. С. Хрущев не был профессионалом ни в чем, кроме партийных козней. По всему тому, за что он брался и каких результатов достиг – в сельском хозяйстве, в руководстве промышленностью, в руководстве искусством и литературой, в делах, связанных с отношениями между народами (Будапешт, Кубинский кризис, преподнесение Украине Крыма) – он повсюду после своего ухода оставил шрамы и борозды воинствующего невежества и грубого насилия, а окружавшие его советники и министры (это очень ярко показано его сыном), все эти Громыки и Малиновские, безгласно одобряли бессвязные, а часто и пьяные речи своего премьера. Да простит мне С. Хрущев, я не стал бы так говорить, если бы сам не был свидетелем такой абсолютно бессвязной речи его отца перед народом, заполнившим Дворцовую площадь в Ленинграде летом 1956 года. Никита Сергеевич повелел тогда праздновать 250-летие города (правда, почему-то на три года позже, чем следовало).
Профессионалов, знания которых могли бы стать опорой Н. С. Хрущева, в его окружении становилось все меньше, но оставался сын. Как выясняется, деловой, как выясняется, профессионал, при этом в очень нужной, прямо-таки необходимой для всякого диктатора области – в области создания страшного нового оружия. С ним можно говорить, спорить, делиться замыслами. А главное, доверять: все-таки своя семья.
Сколько раз отец слушал и расспрашивал сына? Десять? Пятьдесят? Сто? Может, и больше. Кто внушил Н. С. Хрущеву и снабдил реальными деталями планы этого чудовищного дела – тащить ракеты «земля – земля» через океан? Громыко? Кавалерист Плиев? Нина Петровна? Да за обеденным столом утром, днем и вечером сидит рядом специалист из самого что ни на есть сердца ракетной мысли. Он при отце на вечерней прогулке, в театре, на даче. Кого еще нужно звать?
Детали того, как выполнялся чудовищный план, завораживают своей советской характерностью.
Это и предложение маршала ракетных войск замаскировать ракеты под пальмы, это и отправка шестидесятилетнего кавалериста Плиева (незадолго до того разобравшегося в Новороссийске со взбунтовавшимися рабочими) в тропики устанавливать незнакомое ему оружие… А чего стоит сообщение Громыко Хрущеву о том, что письмо американцам на телеграфе не прошло? А тот факт, что никому в голову из советско-кубинских военных стратегов не приходило посмотреть на собственные позиции с воздуха, чтобы понять, что видят американцы? А это непрестанное вранье первого лица «великой державы»? А потом благородное негодование, что ему почему-то не верят? А неинформирование собственного посла в Штатах о том, каковы же на самом деле со Штатами отношения? А эта дипломатическая почта, касающаяся возможного начала третьей мировой
