вдруг подумал, что теперь мне крышка. Вот так вот! Ни за что, ни про что!..
В отличие от этого громилы с меня было достаточно и одного удара.
Кое-как оттолкнув от себя противника или, скорее всего, оттолкнувшись от него, я бросился вверх, но запнулся о ступеньку и сел на лестницу. Как будто бы специально для того, чтобы ему было удобнее со мною расправиться. Последние силы оставили меня совершенно внезапно, и я даже не шелохнулся, видя, как надо мною заносится новый удар, словно меч палача над жертвой. Всё, что я смог сделать, так это просто повалиться набок раньше, чем заставил бы меня это сделать удар. И кол ударил меня не по голове, а по плечу. Тело моё пронзила острая боль, отнявшая руку. Затем нападавший ударил меня трижды в левую сторону груди ножом. Но нож его все три раза наткнулся на мой бумажник, полный документов, бумаг и денег, и лишь в третий раз пронзил его, выйдя с обратной стороны и углубившись на сантиметр в моё тело.
Я вскрикнул и упал навзничь, думая, что теперь уже точно пришёл мой такой бесславный, глупый и безобразный конец.
Странные и противоречивые мысли роились в моей голове.
Мне не было страшно, потому что мысли о смерти вдруг перестали пугать.
Я понял, что сейчас мне действительно случиться умереть здесь, в чужом городе, в чужом доме, в незнакомом подъезде, и пожалел даже, что поплёлся по темноте в эти шальные кварталы неизвестно даже для чего, но тут же решил, что жалеть об этом теперь не имеет никакого смысла, потому что ничто в этом мире уже не имеет для меня смысла вообще. От этого на душе сделалось какое-то умиротворение. Стало как-то необыкновенно легко и покойно. Я всегда подозревал, что закончу свою жизнь как-то нехорошо. Об этом говорили те многочисленные и глупые события и случайности, которые делали мою жизнь никчёмной и лишённой смысла, нелепой и грешной.
Вот и теперь всё это было лишь случайностью, какой-то несчастливой случайностью, которой могло бы и не быть, и лучше бы её и не было. Но она произошла и обозначила конец моей непутёвой и обидной жизнёнки.
«Надо было с ним пойти на мировую, когда у тебя было оружие», – вяло подумалось мне с каким-то почти равнодушным сожалением стороннего наблюдателя.
Только боль от ран и ударов ещё заставляла меня что-то чувствовать, но и она куда-то уплывала, угасая…
Парень старался вытащить свой нож, застрявший у меня в бумажнике, что лежал в кармане у сердца, наступив мне ногой на грудь тяжёлым ботинком. Мне должно было быть хотя бы если не больно, то обидно от этого, но я лишь молча наблюдал за ним. Было такое ощущение, что я смотрю какое-то кино, и вижу всё это со стороны, как бы не из своего тела, а откуда-то из пространства, словно зритель в кинозале. И всё происходящее теперь было для меня уже какой-то сторонней кинокартиной, которую можно смотреть без чувств, без ощущений…
В подъезде загорелся свет. Раздались где-то далеко шаги и голоса. Парень как-то испуганно и пристально посмотрел на меня,
