одним из железных кулаков и не мучиться с одеялом. И что все они молчат. И теперь его волокут куда-то тоже довольно аккуратно и молчат – только тяжело дышат.
Он снова задергался, когда по босым ногам провело холодом, но тут вдруг его положили вниз – сквозь ужас, в безумии ему показалось, что в какие-то сучки и траву – и крепко прижали в несколько рук. Кто-то тяжело подбежал, шурша сухой травой, ловко выпутал из одеяла Сташкину руку, которую тут же перехватили жесткие пальцы и, как он ни визжал и ни бился, в венки на кулаке укололо едким и ледяным. Кулак онемел и разжался, вся рука отнялась, медленно и мягко перехватило саднящее от визга горло. Он заплакал, чувствуя, как тело превращается в холодный кисель. Его осторожно развернули, и у самых глаз – вялая трава, серенькая сухая веточка, а над этим – золотые и желтые листья больших деревьев, а еще выше – синее бездонное небо. Какие золотые листья, если уже снег, ноябрь, почти зима?
Глаза закрылись и он почти перестал быть, с бесконечной скоростью сжимаясь в мячик, в точку – но тут вдруг все главное в нем очнулось. Возмутилось, взвыло и яростно взорвалось, раскидав врагов в стороны. Он ликующе вскочил и помчался прочь по белому мху – быстро, быстро, еще быстрее! Что он и где он, Сташка не мог понять, и торопился лишь скорее убежать, улететь отсюда, и сознание заволакивало дурной темнотой. Потом он все-таки почему-то полетел, только что-то цеплялось за ноги и волосы. Наконец он врезался во что-то огромное, и тупой удар отозвался в нем ужасом и пустотой.
3. Старый знакомый Мост
Невыносимо болела голова. И холодно, и вообще все болит. И золотого зова в сердце больше нет. И ничего не понятно. Открыл глаза и долго не мог сообразить, что видит, и почему желтые листья, когда уже конец ноября – правда ведь? – зима, и должен быть снег. С пасмурного неба медленно слетел красный круглый листик. На лицо. Сташка сдул его с холодной щеки и наконец-то понял, что валяется на дне заросшего кустами оврага, странные звуки плещутся не в его дребезжащей голове, а рядом шепотом журчит ручеек. Помедлив, он пошевелил руками и ногами – нигде больнее не стало. Роняя с себя рыжие и красные невесомые листики, он перевернулся на живот, попил горькой коричневой воды из ручейка и медленно встал на четвереньки.
Что с ним случилось?
И что он помнит – электричка, гонец и фея Яська, потом этот ужас и безумие, и как он бежал – это все вправду? Если вправду, то как спасать Яську?
Не поднимаясь на ноги, он полез через кусты вверх из оврага. Все болело, башка кружилась до тошноты. И где-то ободрался он, белая рубашка в лохмотья… и не белая уже… Только крепкие школьные штаны целы, но промокли… и ноги босые саднит и щеку расцарапанную. Холодно. Из оврага он выполз уже на пузе, и долго лежал, пережидая тошноту. Может, зря он вылез, может, тут его ищут везде? Очень тихо вокруг. Пусто. Никого нет. Вообще
