в крови, смерть убийцам! – неслось отовсюду, – смерть!!!!»
Он поехал в Рим сам.
19-летний юноша, без денег и имени, никто и ничто у подножия величественного здания Республики, уже трещащего и грозящего обрушиться на своих граждан.
Огласили завещание Диктатора.
Дядя завещал ему имя и деньги, отныне он – Гай Юлий Цезарь Октавиан!
Улицы бурлили, ветераны требовали крови, убийцы Цезаря бежали в провинции, и война хлынула кровавой волной, смывая фигуры с доски.
Он повел ветеранов Цезаря на ветеранов Цезаря.
Его армия пришла на помощь разбитым Антонием при Мутине армиям консулов, и Антоний был вынужден отойти, бежать в горы, с остатками своих людей.
Цицерон видел в нем мальчишку, он видел в нем врага.
Легионы вошли в Рим, добивая остатки закона на грязных улицах.
Сенат был против.
Хорошая мина при любой игре, мальчишка сделал свое дело, Антоний разбит.
Мальчишка должен уйти.
В Греции пыль клубилась столбом под ногами тысяч и тысяч бойцов, собранных Брутом и Кассием по всей Азии!
Они спешили на помощь Сенату, и Цицерон слал им отчаянные письма, умоляя поспешить!
Он тоже поспешил.
Они встретились с Марком Антонием и обнялись на глазах у своих войск, ветеранов Цезаря.
Лепид, бывший Начальник Конницы, стал третьим.
Второй триумвират!
В Рим полетели гонцы, красные плащи легионеров лились по улицам кровавой рекой.
Проскрипции.
Отрубленные руки Цицерона на дверях Сената.
Каждый из них, из триумвиров, внес в списки кого-то близкого, так они повязались кровью.
Греция, Филиппы.
«Смерть убийцам Цезаря!!!»
Антоний мчался вдоль стоящих сплошной стеной легионов, с морды взмыленного коня летели хлопья пены.
«Смерть убийцам Цезаря!!!» – ревел Антоний, и красный трибунский плащ реял за его спиной, словно знамя.
«Смерть!!!» – ревели легионы, и Антоний мчал дальше, к следующей когорте, огромный и яростный, словно бог войны!
«Смерть! – ревел Антоний, – мы били их здесь, при Фарсале, вместе с Цезарем, а теперь они убили его!!!» – ревел он, и когорта за когортой взрывались ненавистью.
Ревели трубы, пехота Антония ворвалась по насыпи в лагерь Кассия, пехота Брута ворвалась в его, Октавиана, лагерь, и он бежал, прятался в болотах, глядя, как Марк Агриппа пытается собрать бегущие войска.
Кассий мертв, покончил с собой.
Остались только они с Антонием и Брут.
Недели пролетели, как секунда, и вновь то же ровное, как стол, мертвое поле.
Никаких больше труб, никакого рева.
Мрачный, холодный, как лед, Антоний, он сам, мрачный, мрачный, белый, как мрамор, Брут на той стороне поля.
Мерный шаг римской пехоты, дробь сандалий гремит по твердой земле, две железные
