сам не знал. Да если б и знал– с какой пьяной радости стал бы этой лохудре оперативку выкладывать? Идиот, я что ли? Вот её дверь. Мозги мылом смажьте, если нет вазелина. Я вам больше не нужен?
– Спасибо, нет.
Милиционер, козырнув, вразвалочку удалился. Следователь нажал на кнопку звонка. За дверью заулюлюкало. Никаких других звуков не раздалось. Алексей Григорьевич ещё раз нажал кнопку, потом– ещё и ещё, держа с каждым разом дольше. Если бы он занимался этим сознательно, размышляя над тем, почему старуха не открывает, а не над тем, что случилось этажом выше, то ограничился бы, пожалуй, одной попыткой. Его размышления оборвал стук шпилек по лестнице. Это шла Кременцова. Два санитара тащили за ней носилки.
– Что вы здесь делаете?– поинтересовалась она, поравнявшись с шефом. Её большие, синие, хитровато-бешеные глаза под длинными, тонкими, вскинутыми до самой челки бровями, смотрели уничтожающе,– я не вижу на этой двери таблички с надписью « Если ты мудак – позвони»!
Санитары разом заржали, продолжив путь к четвёртому этажу.
– Твоё голливудское чувство юмора начинает меня бесить,– сказал Хусаинов, отпустив кнопку, – скажи-ка лучше – там, у подъезда, бабка в зелёной кофточке не маячит?
– Бабка маячит, но не в зелёной кофточке, а в оранжевом плащике,– промурлыкала Кременцова, вспомнив, как Хусаинов обозвал ее утром сопливой, глупой девчонкой,– бабка ничего, умная. Если вам её плащ не очень понравится, я схожу в магазин и куплю зелёную кофточку.
– Сходи в задницу,– предложил Хусаинов и устремился вниз. Кременцова бросилась вслед за ним, видимо, давая этим понять, что она вполне доверяет его практическому знакомству с маршрутом.
Престарелая дама в странном оранжевом одеянии, помнившем, вероятно дожди и бури сороковых годов, одна из двух собеседниц Вероники Валерьевны, ошивалась по двору не одна. Десятков пять– шесть жителей района столпилось там, ожидая выноса тела молодой женщины. Подойдя к старухе, громко рассказывавшей о том,как она пол жизни пыталась вернуть покойницу на путь истинный, Хусаинов с помощью Кременцовой, нежно отвел её от толпы и тихо спросил:
– Мартынова где?
– Вероника-то?– хлопнула глазами бабулька,– так она дома сидит, вас ждёт. Вы в подъезд вошли, и она за вами шмыгнула сразу.
– Нет её дома!– жестко насела на старушенцию Кременцова, мигом вкурившая, что к чему,– полчаса трезвонили без толку! Она слышит то хорошо или точно также, как ты мозгами ворочаешь?
– Хорошо,– обиделась старушонка,– лучше, чем надо.
Вынесли труп, упакованный, к огорчению публики, в непрозрачный пакет. Старуха перекрестилась. Достав платок, утерла глаза.
– Горе то какое! Тридцать семь лет! Красавица, умница!Никому отродясь ничего худого не говорила… А что пятёрку тогда взяла у меня да не отдала, так Бог ей простит.
Тело погрузили и увезли. Толпа стала расходиться.
– А вы не знаете, что она собиралась мне сообщить?– спросил
