мне стройной молодой девушкой с черными волосами и темными глазами, очень красивыми чертами и хорошим, здоровым цветом лица. Но у нее был капризный и нетерпеливый характер и весьма смутные понятия о справедливости. Однако, несмотря на все это, я предпочитала ее всем обитателям Гейтсхед-холла.
Это было 15 января, около девяти часов утра. Бесси сошла вниз завтракать. Элиза как раз надевала шляпу и теплый садовый плащ, собираясь спуститься в птичник кормить птиц, – занятие, которое она исполняла почти с таким же удовольствием, с каким продавала яйца экономке и копила вырученные за них деньги. У нее была некоторая склонность к торговле и сильно выраженная страсть к накоплению. Это сказывалось не только в увлечении, с каким она продавала яйца и цыплят, но и в том, как она торговалась с садовником из-за луковиц, семян и молодых отростков. Наш садовник получил от миссис Рид приказание покупать у барышень все, что производит их цветник, все, что они пожелают ему продать. Элиза была готова продать каждый волос со своей головы, если это приносило ей выгоду. Вырученные деньги она прятала по углам, заворачивая их в лоскутья и обрывки бумаги. Несколько раз горничная случайно обнаруживала сокровища, и поэтому Элиза, в страхе потерять все свое имущество, доверила его матери под необыкновенно высокие проценты. Каждые три месяца она собирала доходы со своего капитала и тщательно вносила их в маленькую записную книжку. Джорджиана сидела на высоком стуле, причесывая перед зеркалом волосы и вплетая в них искусственные цветы и вылинявшие перья, огромный запас которых она нашла в ящике на чердаке.
Я убирала постель, спеша исполнить приказание Бесси покончить с этим до ее прихода (Бесси теперь часто пользовалась мной как подгорничной, заставляла меня убирать комнату, смахивать пыль с мебели и т. д.). Расправив одеяло и сложив ночную рубашку, я подошла к окну, чтобы привести в порядок разбросанные на подоконнике альбомы и кукольную мебель, но резкое приказание Джорджианы не трогать ее игрушек (крохотные стулья, зеркала и миниатюрные тарелки и чашки были ее собственностью) остановило меня.
За неимением другого дела я начала дышать на ледяные цветы, разукрасившие стекла окон, чтобы очистить себе маленькое пространство и смотреть сквозь него на занесенные снегом и помертвевшие от сильных морозов поля. Из этого окна был виден домик привратника и проезжая дорога. Как раз в ту минуту, когда я настолько очистила окно от серебристо-белой «листвы», чтобы выглянуть в него, ворота широко растворились и в них въехала карета. Я равнодушно смотрела, как она подъезжала к дому. Кареты нередко появлялись в Гейтсхеде, но ни одна из них никогда не привозила посетителя, который представлял бы интерес для меня. Она остановилась у подъезда, раздался сильный звонок, и пассажира кареты впустили в дом. Все это мало меня занимало, и мое внимание с большим интересом остановилось на маленькой голодной красношейке, которая с жалобным щебетанием прыгала по голым веткам
