поступил, как мужчина. А Химена его предала.
– Вовсе нет! – возмутилась Надя, – Она – не предательница. Она – жертва. Душа её разрывается между чувством и долгом. Это очень тяжёлое страдание. Вот послушай: «Увы, моей души одна из половин другою сражена. И страшен долг, велевший, чтоб за погибшую я мстила уцелевшей»…
– Раз она предпочитает долг любви, то она не любит! – категорично заявил Сашка.
– Неправда! Вспомни сцену её признания, когда она оплакивает Родриго, считая его умершим!
– Вот-вот! – фыркнул Сашка, – Свести человека в гроб, а потом оплакивать его и клясться в любви. Очень благородно!
– Пойми же! Она обречена на несчастье, независимо оттого, какой сделает выбор!
– Однако, она предпочла быть несчастной в любви, нежели страдать муками совести.
– Да.
– Ты бы тоже так поступила?!
Надя в растерянности закусила губу:
– Не знаю…
Возникла пауза. В желании нарушить эту завораживающую тишину, девушка шумно перелистнула страницу. И вдруг наткнулась рукой на что-то шершаво-тёплое.
– Ой, смотри, – воскликнула она, поднимая плоскую сухую веточку полыни.
– Что это?
– Это я положила, когда читала прошлым летом, – Надя поднесла её к лицу и удивилась, – Пахнет…
Сашка прильнул с другой стороны, вдыхая чудом сохранившийся запах. Они встретились дыханиями, вдруг поняли, что их губы разделяет только хрупкий полупрозрачный лист, и замерли, задохнувшись этим открытием!
Внизу раздался метрономный звук шагов и скрежет открываемой двери.
…Сашке показалось, что он стремительно мчится куда-то, и лишь несколько мгновений спустя, осознал, что это едет его лестница, которую Надя успела оттолкнуть прежде, чем на пороге возник силуэт Ксении Дмитриевны.
Княгиня Чернышёва молча обвела взглядом стеллажи библиотеки, зафиксировав на одной лестнице увлеченно читающую Надю и в противоположной стороне на другой лестнице Сашку, шарящего рукой по полкам.
– Вот вы где, – констатировала она после непродолжительной паузы, – Ни свет-ни заря, а вы в библиотеке? Какое завидное стремление к знаниям!
– Доброе утро, Ксения Дмитриевна, – с искренним почтением проронила Надя.
– Доброе утро, матушка, – эхом отозвался Сашка.
– Спускайте в гостиную – кофе готов, образованные вы мои, – заботливо откликнулась Ксения Дмитриевна и вышла, прикрыв за собой дверь.
31 октября 1792г.
Санкт-Петербург
бывший Потемкинский дворец
– Она божественно хороша! Просто чудо, как хороша, – восклицала императрица Екатерина, созерцая присевших в поклоне сестёр Баденских, – Мне кажется, выбор здесь очевиден.
Чопорный Платон Зубов тоже мысленно отдавал предпочтение старшей, златокудрой красавице с синим
