на спину и прикрыл глаза, убеждая себя расслабиться и, наконец, получить то удовольствие, о котором все говорят. Умелые женские руки проскользнули под футболку и потянули ее наверх. Через мгновение я ощутил тяжесть ее тела у себя на ногах, девушка уселась поверх меня и со жгучей страстью водила языком по груди, покусывала, засасывала кожу. Я продолжал лежать с закрытыми глазами и слушать ее речи о том, какой я красивый, как прекрасно мое тело, что я не до конца осознал свою сексуальность. Она водила руками по моим плечам, шее, груди, спускалась вниз по животу, проникая пальцами под пояс джинсов и дразня то, что занимало ее внимание больше всего. Под всеми женскими манипуляциями я дрожал, охваченный испугом, без единого намека на возбуждение.
– Чуть больше энтузиазма! – Девушка буквально вложила свою грудь в мои ладони и стала шевелить ими. Я так и застыл с поднятыми руками, ощущая пальцами что-то мягкое и не вполне понятное, как сгусток неживой материи. – Неужели я тебе совсем не нравлюсь?
– Нравишься.
– Тогда возьми меня. – Она рассыпала длинные волосы по плечам, а потом запросто прямо у меня на глазах сняла трусы, оставаясь в чем мать родила. Было легко сказать «взять ее», особенно когда не имеешь представления, как это сделать, и к тому же не горишь желанием. Скорее всего, прочитав в моих глазах смятение, девушка спросила:
– Ты уже занимался любовью?
– Нет.
– Ничего страшного.
Больше ее лица я не увидел, потому что оно скрылось внизу. Сначала она ласкала меня сквозь грубую ткань джинсов, продолжая называть «своим мальчиком» и оставлять влажные следы от языка на животе. Я изо всех сил пытался получить наслаждение от ее прикосновений, при этом лежа, как бесчувственное бревно, и теребя простынь, чтобы хоть чем-то занять руки. Во мне не проснулось желание поцеловать девушку, ответить лаской на ее ласку, воспользоваться шансом и осуществить с ней самые раскованные мужские фантазии. Ничего подобного в голове не промелькнуло даже тогда, когда я оказался полностью обнаженным. Ни умелые руки, ни горячий рот, ни мои внутренние мольбы не могли заставить тело отреагировать должным образом. Спустя некоторое время на облегчение девушки я сумел издать один единственный стон, от звука которого она принялась работать интенсивнее, терзая и заглатывая глубже. Пытка продолжалась невыносимо долго, а результат так и не наступал. Я снова застонал, но также как и первый раз это не были стоны нарастающего удовольствия, а стоны отчаяния. Я мысленно договаривался с собственным членом сделать то, что нужно, чтобы несчастная девушка получила то, зачем оказалась здесь, и оставила меня в покое. И она оставила меня в покое. Слезла и стала одеваться, не смотря на меня, а перед выходом бросила ужасающую фразу, что ей впервые пришлось распалять педика и ее с души воротит.
Я так и остался лежать
