познакомились?
– На студенческой постановке.
– Женишься?
На последнем вопросе я поперхнулся воздухом и подрагивающими руками налил в стаканчик воды, чтобы запить ком в горле.
– Вот современная молодежь пошла! На слове «женишься» сердце у вас в пятки уходит. Все изучаете друг друга, книжки умные по психологии читаете, живете вместе десятилетиями, а жениться не заставишь. Фотка есть?
Я чуть не захлебнулся глотком воды. Молча покачал головой и ответил, что мы с ней не любим фотографироваться. На этом и закончили разговор, разъезжаясь по домам уже ближе к десяти вечера.
Я ворочался в пустой постели, сминая простынь во влажный жгут. В комнате слишком жарко: ни отброшенное одеяло, ни открытое окно не даровали прохладу. Сегодня я ночевал один и чувствовал себя предельно одиноким. Сон не шел, а в голове бродили всевозможные мысли. Который раз, заходя в свою однушку, я ощущал другой запах, точно также и сегодня вечером. В ней больше не пахло пустыми стенами, холостой жизнью или гостиничным номером. Запах Артема смешался с моим собственным, даже простыни и подушка источали тонкий аромат, так знакомый мне, будоража сердце.
Я перекатывался с одной стороны кровати на другую, перекладывался на противоположный угол, ложился поперек. Чем больше времени я возился со сном, тем отчетливее понимал, как мне не хватает Артема. Я привык к нему, дорожил его присутствием – каждая секунда, проведенная рядом с ним, дарила мне вторую жизнь. Без него я задыхался, и дело было не в духоте комнаты. Сегодня ночью, как и предыдущие три, Артем работал. По его мнению, он неверно подобрал оттенки будущих цветов и окрасил добрую часть фрески, что совершенно не совпадало с эскизом. Я не заметил никакого отличия: цвет фрески в точности копировал цвет эскиза. Но Артем сокрушался в собственной непредусмотрительности и непрофессионализме, а я не знал, как ему помочь. По мне, все, что выходило из-под его талантливых рук становилось уникальным шедевром (конечно, в образах сквозили время, возраст художника, его настроение, но это лишь добавляло изюминки в произведение). Я пытался вразумить Артема, подбодрить, объясняя, что непрофессиональному глазу разница не видна, нет никаких сомнений в неправильности подобранных оттенков.
– Как только сомнения бесследно исчезнут, я остановлюсь, – отвечал он и спешил открыть новую банку с краской.
Четвертую ночь я изнывал от тягучего желания – находится рядом с Артемом, играть в его правила о запрете близости, просто видеть его и ощущать тепло, исходящее от него.
И если эти навязчивые мысли были бы единственными, может, я и уснул бы. Но мои мысли обладали уникальной способностью перескакивать с одной на другую, перепрыгивать друг через друга, вспоминать отрывки двадцатилетнего прошлого, перемешивать старое с сегодняшним утром. Это даже не рой мыслей, а стая тронутых умом обезьян. С минуту назад я думал об отношениях с Артемом, но из головы так и не вылетала
