голова коснулась подушки, как снова раздался звонок. За полночь я точно не ожидал гостей, поэтому ночные звонки были неприятной неожиданностью. Ночной гость уже настолько обнаглел, что принялся долбить рукой или ногой в дверь. Тогда я поплелся к двери, чтобы спустить незнакомца с лестницы. Открыв дверь, я замер с разинутым ртом, но не для того, чтобы читать мораль, а потому что на пороге стоял Влад.
Часть 11. МАКСИМ
Никто из нас не обмолвился и словом. Я отодвинулся, чтобы пропустить незнакомца в дом. Для меня в эту минуту он выглядел как незнакомец. Лохматые волосы, небритое лицо черт знает сколько и совершенно стеклянный взгляд. Даже доселе его могучая фигура куда-то испарилась, словно тело проткнули иглой и выпустили накаченный воздух. Потому я не смог подобрать слов приветствия – настолько сильно меня потрясло увиденное.
Влад прошел в комнату и уселся на мою кровать без всякого стеснения. Я не знал с чего начать разговор. Спросить, зачем он здесь? Но Влад вряд ли сам понимал, как здесь очутился. Спросить, пришел ли он с миром или снова распускать кулаки, негодуя на то, что я отравляю ему жизнь? Я даже не представлял, в каком месте находиться в собственном доме, под каким ракурсом смотреть на Влада, чтобы снова не оскорбить своей нетрадиционностью, – и просто держался подальше.
Молчание закончилось, когда Влад испустил протяжный вздох и потер виски пальцами. Было заметно, что он готовится, собирается с силами произнести неподдающуюся ему фразу, взвешивает каждую букву. Я тоже медлил, давая право Владу быть выслушанным первым. Он вытер вспотевшие ладони о колени и произнес очень тихо, что мне пришлось напрячь слух:
– Я пришел извиниться. – Прочистив горло, добавил уже чуть громче: – Я пришел извиниться. Тому, что я сделал, нет объяснения. И алкоголь тут не причем. Я сам не понимаю, как так вышло.
Сейчас, видя, как Влад просит прощения, я испытывал одновременно два чувства, но слишком противоречивых друг другу, чтобы выбрать единственное верное. Я злорадствовал, что теперь власть над этим мужчиной в моих руках. Захочу – прощу, захочу – вышвырну его вон, как избавился от меня он. Внутренний голос искушал причинить ему боль, равную моей, ранить до глубины души; чем острее боль, тем мне приятней. Ведь он смотрит на меня и отчетливо видит перед собой мужчину, ни в чем не уступающему ему ни в силе, ни в физической подготовке, ни во внешнем виде. И между ног у нас у обоих одно и то же. Он не видит только одного – что внутри меня, потому меня можно с легкостью обидеть, оскорбить, повалить на землю, растоптать мои чувства, уничтожить нашу хрупкую дружбу. Где-то в глубине души копошилось чувство, близкое к мести, ответить той же гадкой пощечиной, от которой горит мое собственное лицо. Но… На моем месте так бы поступил любой, кто любил и был отвергнут. Однако вторая часть извивалась в мольбах принять посланной судьбой
