христиан! – не выдержал дознаватель Синедриона. – Вы украли труп вашего предводителя и растрезвонили всем о том, что он воскрес! Вы несете смуту и заслуживаете смерти!
– Что ты знаешь о смерти, рав Шаул? – вдруг спросила Мирьям и писец от испуга выронил свое «перо». Услышать такую дерзость из уст простой иудейки было равносильно грому среди ясного неба. Сам Шаул онемел от неожиданности.
– Ты ведь не жестокий человек? – вдруг мирно спросила женщина. – Я вижу. Ты просто играешь роль, которая тебе выгодна. Ты возомнил себя жестоким после того, как еще юношей убил выводок щенков, отнеся их к речке, подальше. Чтобы никто не слышал… Помнишь, ты хотел испытать короткий меч, который подарил тебе твой дядя?
Шаул слушал с открытым ртом. Мать смутьяна Иешуа вещала о том, что произошло около двадцати лет назад и о чем знал только сам Шаул.
– Тебе казалось, что ты был один. Но ничто не может укрыться от глаз Господа. Что ты знаешь о смерти?.. Затем ты убил множество врагов, потом отправлял на смерть тех, кого считал врагами. Но твой первый грех – кровь невинных маленьких шерстяных комочков – положила начало этому порочному кругу.
Писец уже продолжал скрести в папирусе, закрыв глаза рукой. Слушать такую крамолу было выше его сил. Шаул сидел молча, уставившись в одну точку, а Мирьям продолжала:
– Ты думал о смерти как о наказании… Но ты ошибся, рав Шаул. Ты и твой Синедрион.
– Как?.. – тихо произнес Шаул.
– Он был у меня… – открыто сказал Мирьям. – Уже после казни. Я плакала… А Иешуа сказал: «Прости им. Не ведают, что творят. Они свершили благо. Так было предначертано в Писании. Ведь я умер также и за их грехи…»
Писец в углу отбросил свое орудие письма и закрыл лицо ладонями.
– Откуда ты узнала про щенков?.. – после долгой паузы спросил раввин.
– Считай, что я угадала. Ты все равно не поверишь, как не веришь в то, что мой сын приходил ко мне.
Бесстрашная мать христианского сектанта смотрела на раввина без тени ненависти. Кто она? Несчастная мать человека или счастливая мать Сына Божьего? Она жила, тихо скорбя об утрате, у своей падчерицы, в доме Зеведея и Саломеи. Об этой заботе попросил сам Иешуа, принимая смерть на кресте. Просьбу родителям передал некровный племянник Иешуа – мальчик Йонахан, не отходивший от места казни до самой последней минуты своего дяди. Он все надеялся, что дорогого сердцу родственника спасут…
Воспоминания вызвали слезы, и Мирьям спрятала их за синим платком, натянув его на лицо.
«Красивый платок, шелковый, наверняка Иешуа привез из Индии, – почему-то подумал Шаул. – Сыновья всегда дарят матерям платки, возвратившись из дальних странствий…» Он ведь тоже был чьим-то сыном, и его мать тоже плакала о нем. Но довольно сантиментов!
– Луций! – громко вскричал Шаул после нескольких минут молчания.
Начальник стражи, тучный невысокий римлянин Луций, вышагнул из дверей в сопровождении двух легионеров.
– Уведите ее… эту сумасшедшую, – и раввин, опустив голову на руки, закрыл глаза.
* * *
