чистый сюрреализм на уровне бреда.
– Авдеев. Прибыли вчера, – констатировал доктор, заполняя карточку. – Начнем со стандартного теста Роршаха.
С черно-белыми картинками у меня никогда не было особых проблем. Я не видел ни монстров, ни извращений – только животных, преимущественно. Психолог кивнул и достал другие карточки. Цветные. Каждую из них он просил охарактеризовать одним словом. В течение пятнадцати минут я насмотрелся диких вещей, которое потом еще всплывали в сознании не один день. Затем перешли к другим, в основном устным, тестам.
– Ярко выраженная сколецифобия, и педиофобия. Остальные отклонения не так характерны. Склонность к навязчивым движениям, боязнь толпы.
Он продолжал говорить, но видимо сам с собой.
– Я допущу вас до теста на реакцию, но с небольшими ограничениями. Вы пройдете его в карантинной зоне на полигоне два, сегодня после обеда. Инструктора получите на месте.
– Спасибо. А карточку можно посмотреть?
– Нет.
Наспех перекусив в буфете парой холодных котлет и очень бледным на вид кофе (они все-таки принимали обычные рубли), я решил, не теряя времени, познакомиться с профессором Кеслером, любезно рекомендованным мне Викой. Желание написать действительно хорошую статью предполагало доступ к информации, на которую вряд ли мог рассчитывать штатный сотрудник пресс-центра, а значит, лучшей перспективой для меня было искать постоянный доход здесь, пусть даже в качестве ассистента. Имея доступ к архивам института, я надеялся в скором времени завершить работу над статьей. В конце концов, ассистент – не самая худшая их должностей, особенно в моем положении.
Я помнил ассистентов еще по учебе в университете на журфаке. Это были молодые и худые ребята в футболках и наушниках, темными кругами под красными глазами, с кипой непроверенных контрольных работ и рефератов. Они вечно жаловались на зарплату, боготворили и ругали своих руководителей и создавали видимость своей незаменимости и значимости.
Поскольку всего этого я не умел, из меня вышел бы, вероятно, очень неважный ассистент.
– Подождите минутку, – любезная, но хмурая секретарша доложила обо мне, затем повесила трубку коммутатора и, покусывая ноготь, сообщила. – Вроде бы не занят. Пройдите.
Я представлял профессора Кеслера взбалмошным стариком, который начнет орать на меня с самого порога, что я отрываю его от важных дел и все такое прочее, с седыми редкими волосами и огромными старомодными очками в роговой оправе. Обязательно в сером советском пиджаке с протертыми локтями. Либо добродушным, но ехидным старичком, с оценивающим прищуром и скверным характером. Но интуиция меня обманула.
Профессор Кеслер сидел в высоком кресле перед старомодным дубовым столом. Перед ним был открытый ноутбук и несколько очень толстых папок. Одну из них, раскрытую, он
