тоже шли обратно, в обход площади, потому что проходы между домами выходящими на неё были загорожены автобусами – плотно, лоб в лоб – а позади них по пустой площади прохаживались милиционеры.
Но, всё-таки, это был праздник, потому что на демонстрацию мама давала нам по пятьдесят копеек на мороженое, и ещё оставалась сдача, потому что Сливочное стоило 13, а Пломбир – 18 копеек…
Когда я вернулся домой, то по Нежинской всё ещё шли школьники в белых парадных рубашках и красных пионерских галстуках, возвращавшиеся с демонстрации на Посёлок.
И тут я совершил самый первый подлый поступок в своей жизни – вышел за калитку и выстрелил в спину прохожего мальчика из шпоночного пистолета.
Он погнался за мной и даже заскочил во двор хаты, но я отбежал к будке с Жулькой и мальчик не посмел подойти, а только обзывался.
Летом родители купили козу на Базаре, потому что когда папа получил свою первую зарплату на заводе и принёс отдавать маме 74 рубля, она растерянно спросила:
– Как? Это всё?
Белая коза понадобилась, чтоб жить стало легче, но на самом деле она только усложняла жизнь, потому что мне приходилось водить её на верёвке в улицу Кузнечную, или Литейную, чтоб она щипала там пыльную траву под заборами.
От её молока я отказывался наотрез, хоть мама уговаривала, что козье очень полезно.
Вскоре её зарезали и нажарили котлет, но их я и пробовать не стал…
Иногда в обеденный перерыв к нам на хату приходил с завода сын бабы Кати – дядя Вадик в рабочей спецовке.
Он упрашивал бабу Кати дать ему поллитра самогонки, потому что хлопцы ждут, но она почти всегда отнекивалась.
У дяди Вадика были блестящие чёрные волосы и кожа оливкового оттенка, как у юного Артура в романе «Овод», и чёрные усы щёточкой.
На правой руке у него не хватало среднего пальца – отрезало в самом начале трудовой деятельности.
– Ну, я смотрю, понятно – это вот палец мой на станке лежит, но вода на нём откуда? Тю! Так это ж слёзы у меня – кап-кап!– рассказывал он.
Врачи хорошо зашили культю, она вышла гладкой и без шрамов, так что когда дядя Вадя крутил дулю, то та у него получалась двуствольной.
Очень смешно, и фиг кто сможет повторить.
Жил он в районе Автовокзала в хате своей жены Любы и тёщи и за это принадлежал к разряду «примаков».
Нелегка примацкая доля – ему приходится быть ниже травы, тише воды и называть тёщу «мамой», и мыть ноги курам, которых она держит во дворе, перед тем как те отправятся на насест…
Мы все любили дядю Вадю – он такой смешной и добрый, всегда с улыбкой и особым обращением:
– Ну, как вы, детки золотые?
И сын у него с разноцветными глазами: один синий, а другой зелёный.
В возрасте десяти лет, когда за стенкой, в хате Пилюты, квартировал немецкий штаб, Вадик Вакимов
