праве для этого с советских времен используется наделение правами юридического лица (чаще всего в организационно-правовой форме учреждения) одного из структурных подразделений органа государственной или муниципальной власти (управления делами, финансово-хозяйственного отдела и т. п.[115]). Исходя из этого законодатель вполне обоснованно отверг предложение о введении в гражданское законодательство категории «юридические лица публичного права». С позиций общепринятого в современном праве понимания этой категории ее использование могло бы привести лишь к нежелательному увеличению числа случаев субсидиарной ответственности публично-правовых образований по долгам своих организаций, а с позиций систематизации субъектов публичного права (которыми являются отнюдь не только физические и юридические лица) оно имело бы сугубо теоретическое (схоластическое) значение.
В действующей редакции ГК РФ появилось семь новых видов некоммерческих корпораций (общественные движения, товарищества собственников недвижимости, казачьи общества, общины малочисленных народов, адвокатские палаты и адвокатские образования, нотариальные палаты) и два новых вида унитарных некоммерческих организаций (публично-правовые компании и госкорпорации, включая единственную госкомпанию), а также два новых вида коммерческих корпораций (крестьянские (фермерские) хозяйства и хозяйственные партнерства)[116], т. е. в общей сложности 11 новых видов юридических лиц. Анализ их гражданско-правового статуса показывает, что все они (за исключением товариществ собственников недвижимости) в основном являются результатом произвольного усмотрения отечественного законодателя, находившегося в этих случаях под влиянием различных случайных обстоятельств и не опиравшегося на какие-либо объективные основания.
Наиболее отчетливо такой субъективный подход проявился в закреплении статуса некоммерческих корпораций. Как было отмечено в Концепции развития законодательства о юридических лицах и в общей Концепции развития гражданского законодательства РФ, «количество организационно-правовых форм некоммерческих организаций в действующем законодательстве явно избыточно», а посвященное им законодательство «изобилует пробелами, повторами и противоречиями»[117]. В связи с этим как указанные концепции, так и разработанный на их основе первоначальный проект новой редакции гл. 4 ГК РФ предусматривали, во-первых, резкое сокращение количества организационно-правовых форм некоммерческих организаций (ориентировочно с 30 до 10); во-вторых, прямое законодательное закрепление теоретически общепризнанного принципа numerus clausus, призванного установить границы законотворческих фантазий. Но если последнее из указанных положений удалось прямо закрепить в п. 2 ст. 48 новой редакции ГК РФ, то первое из них удалось «провести» лишь частично: вместо предполагавшегося ограничения количества разновидностей
Например, общественные палаты участвуют в публично-правовых отношениях, вообще не будучи юридическими лицами, но таковыми являются их «аппараты», действующие в организационно-правовой форме государственных учреждений (см. п. 2 ст. 26 Федерального закона от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ «Об Общественной палате Российской Федерации» // СЗ РФ. 2005. № 15. Ст. 1277; п. 5 ст. 1 и п. 2 ст. 14 Федерального закона от 23 июня 2016 г. № 183-ФЗ «Об общих принципах организации и деятельности общественных палат субъектов Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 26 (ч. I). Ст. 3852).
Кроме того, в Федеральном законе от 22 апреля 1996 г. № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (СЗ РФ. 1996. № 17. Ст. 1918) появились «специализированные общества» (подп. 9 ст. 5 Федерального закона от 21 декабря 2013 г. № 379-ФЗ // СЗ РФ. 2013. № 51. Ст. 6699). ГК РФ лишь упоминает о них в п. 7 ст. 66, а названный Закон рассматривает их в качестве разновидностей традиционных хозяйственных обществ, хотя в действительности они стали новым видом коммерческих корпораций (см. далее).
Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации. С. 67.
