ещё с минуту, изучая детали расстановки, такие как кружевной рукав поднятой мягкой руки и даже колыхание бело-розового, наводившего на мысли о доярке (супротив изящному рукаву).
Уют хаты и сна не унял неведомое беспокойство Тизо: он тут же сел пить чай и теперь потупившись сидел, прихлебывал из кружки. Вернулась Аксинья и уже выкладывала на тарелки какое-то утреннее печево. Лучащееся настроение Элли досаждало смешавшемуся Тизо, зато Тмину досталось внимание по поводу его книги. Впрочем, тут он смутился гораздо больше, чем подглядывая у сарая, ибо созидательных продвижений в этом вопросе не намечалось. А то она не знала, сучка.
Цесарка и коршун явно еще витали над столом, где-то между Тмином и Тизо, когда вернулся Гумер. Тут Тизо омрачился совсем. Тминов блуждающий взгляд подёрнулся даже нежным, наткнувшись на него. От Гумера будто шёл пар, влажная взъерошенность волос стояла дыбом. Элли обняла его сзади: «Ну как утро?». От этого Тизо стало совсем не по себе, и он что-то заверещал про себя на неведомом ему наречии. Потом пил чай ещё, а позже обнаружил, что Элли забралась в кресло напротив, согнув в коленях полуголые ноги. Там, меж коленей, он заметил – с ужасом – трусы: узор в голубых медвежатах. Разглядел, задержавшись дольше, чем было в этой ситуации уместно. Тут же сунул взгляд в чашку, куда опустил бы и красные робкие уши. И Гумера заодно, который, ирод, всё это причинил и заметил.
–
Машин не было, дорог тоже. Тмин было подумал, что и мозгов у него нет. Но мозги были, а вот Аксинья жила на некотором временном удалении. В буквальном, самом прямом, что ли, смысле. Это не могло не смущать. Это положительно смущало.
Впрочем, кроме проблемы подзарядки телефона, других практических проблем это не вызывало. А телефон был уже как-то неуместен: с каким хэштегом постить в сеть? #глубинка19век? Тизо же и вовсе такие задачи не одолевали: свой он доблестно утопил вместе с машиной и воспоминаниями. Душу его еще поскрёбывали иногда для порядка кошки, но всё как-то нежнее – сквозь толщу времени и пространства боли уже было до него не дотянуться. Как-то он потрогал мягкой ручкой щеку и обнаружил, что обородел.
Скоро отсутствие машин перестало обращать на себя внимание. После хаты Аксиньи они заночевали в поле, завернувшись в какие-то тряпки, как пилигримы. Потом еще на следующий день останавливались посередь (чего?) на дневной сон.
Тмин смотрел на горизонт, горизонт смотрел на Тмина. Трава пополам с облаками, курчавый нимб Тизо, худые загорелые нынче ноги Элли. Мощные, будто вырезанные из камня, лапы Гумера. Почёсывал щёку – она уже тоже начинала принимать загар, да перекрывать веснушки, да почёсываться солёным. Развалившись спиной кверху Элли без намека на полуденную лень шустро листала желтоватые страницы какой-то книжки про лето с лошадьми. А в сознании Тизо, блеснув однажды, что-то явно мелькало, переливалось и шевелилось, отчего глаза его под стёклами очков вращались в орбитах, как бы следуя за неведомой мухой. И бил его за это тяжелый взгляд хозяина
