удовольствие от этого получаешь?
– Получаю, конечно.
– И баб наверняка все-таки трахаешь иногда?
– Ну… – Фридман слегка покраснел, непривычный к интимным темам даже в разговоре с другом. – Случается изредка.
– Но разве это не жизнь?
– Жизнь, наверное… Я не это имел в виду. Я сам себя перестал ощущать.
Я не знаю, кто я и зачем…
– Поясни.
– Издалека. Ты как литератор знаешь историю и признаешь, что мало кто из народов так долго жил в таком тесном соседстве, как русские и евреи.
– Это верно.
– И мало кто испытывал столько постоянно взаимной неприязни.
– Ну…
– Ты не стесняйся, я ведь наполовину русский, не забывай. Поэтому не боюсь сказать: русские всегда не любили евреев за излишнюю хитрость, а евреи презирали русских за отсутствие этой самой хитрости, разве не так?
– В общем так.
– Так вот, я на себе обе эти стадии испытал. Ты помнишь советские времена? Теперь иудеи поразъехались, и сам вопрос сошел на нет. Но в дни нашей юности на всем был налет антисемитизма, согласись?
– Да, ты прав.
– Ну и вот. В начале жизни я страдал оттого, что меня третировали как еврея. Никого не интересовала моя русская половина, хватало семитской внешности.
Савельев вздохнул.
– А теперь, когда все ушло и вроде бы можно даже гордиться тем, что я – еврей среди не уехавших, я испытываю притеснение от евреев за то, что наполовину русский. Я тебе это уже говорил. Но сейчас особо остро осознал.
– Да уж…
– Я одновременно и еврей, и русский. И следовательно – не еврей и не русский. Вообще никто. Меня нигде не воспримут своим, разве что уеду к папуасам, вставлю в нос кость и возьму иное имя…
– Веселая перспектива…
– Но ты знаешь, Гена… Вчера на пикете… Когда я играл, я не просто ощутил себя евреем. Мне показалось, моя музыка может вести за собой. Я поверил в свои силы. Пожалуй, впервые мне пришлось испытать силу искусства в серьезном деле. И мне показалось. что одной лишь музыкой я могу распрямить.
– Показалось? – прищурился Савельев.
– Да, показалось, – жестко отрезал Фридман. – На поверку власть музыки оказалась таким же мифом, как и все остальное. Власть – это форма. дубинка и автомат. Ну, и наручники, разумеется.
Савельев ничего не ответил.
– Если мы хотим продолжать борьбу, нам нужны другие средства.
– Какие? – уточнил Геннадий, внимательно глядя на друга.
– Ну…Юра что-нибудь придумает.
– Юра, похоже, сломался. Каким он еще из ментовки вернется… А ты что-то придумал?
– Я не знаю. Пока не знаю…
5
Всю свою взрослую, сознательную профессиональную жизнь Фридман провел как «сова».
Тому
