Святая Богородица закутала Иисуса Христа. В доме Мелик-Бегларянов готовились к свадьбе, и старая Сатэ, обменявшись со знакомыми на улице обычным пасхальным приветствием «Христос воскрес из мертвых – благословенно Воскресение Христово», начинала взахлеб рассказывать о том, сколько важных гостей соберется на предстоящее торжество.
Спустя несколько дней епископ Исраэл обвенчал молодых в церкви Святого Саркиса. На свадебном пиру присутствовали сам шахзаде со свитой, Мухаммед-мирза, муджтахид Мехти и мирза Бюзюрк. Прибыли грузинский царевич Александр и Самсон-хан, привезли богатые подарки новобрачным. И, разумеется, тут собрались почти все армяне Тебриза.
Мусульманам особенно приятно было принять участие в веселом трехдневном пиршестве, ибо приближался к концу месяц шаабан, а за ним следовал суровый пост рамадана. Поэтому многие позволяли себе излишества, даже сам муджтахид пригубил вино, во всеуслышание приведя суру Корана:
– Ешьте и пейте, но не превышайте меру.
Аббас-Мирза, сильно захмелев, хвастливым тоном говорил своему другу грузинскому царевичу Александру:
– Эту свадьбу устроил я, но твоя свадьба с дочерью Ереванского мелика Саака будет еще богаче. И когда я освобожу от русских Кавказ и Грузию, ты станешь царствовать над армянами и грузинами.
Асри Баиндурян, угрюмо взиравший на веселящихся гостей, опустошил целый бурдюк вина, но никак не пьянел. Шамирхан негромко сказал ему:
– Мною было сделано все, чтобы выполнить наш уговор. Не знаю, по какой причине шахзаде воспротивился моему желанию выдать за тебя мою сестру и отдал ее первому встречному. Вспомни, чем ты мог вызвать его гнев.
Асри ничего не ответил, лишь на миг его тяжелый недобрый взгляд скользнул в сторону Аббас-Мирзы. Шамирхан незаметно усмехнулся – верные слуги не смотрят такими глазами на своего повелителя.
Глава вторая. Предвестники войны
Тегеран, Тебриз, 1825 год (1240 год лунной хиджры)
Фетх-Али-шах был доволен – ребенок Тавус, при рождении казавшийся нежильцом, к году окреп и выглядел вполне здоровым. Все это, полагал шах, благодаря настойкам, которые доктор МакНейл прописывал кормилице. Тавус вновь была беременна, и это льстило мужскому самолюбию шаха. Однако горячий темперамент шестнадцатилетней красавицы уже несколько утомил его, и он под предлогом беременности не брал ее на свое ложе. Повелитель по-прежнему испытывал жадное удовольствие, каждый день лаская ее прекрасное юное тело, но по ночам евнухи приводили к нему других женщин. Шах не оставлял их у себя надолго – во-первых, МакНейл, осмотрев его священную особу, посоветовал вести себя более осмотрительно, во-вторых, шаху не хотелось раздражать обожаемую Тавус. И он дарил ей все более и более дорогие подарки, а для этого требовались деньги.
– Только война может пополнить казну повелителя, – говорила она, небрежно отбрасывая в сторону бриллиантовое ожерелье, по стоимости равное богатой провинции.
Поскольку
